Главная Психология

Макс горький детство в сокращение.

Воспоминания Алеши о семье тесно связаны с уходом из жизни отца и приездом бабушки «сверху, с Нижнего, по воде». Слова эти были непонятны мальчику.

Бабушка с добрым рыхлым лицом и певучим голосом просила попрощаться с отцом. Впервые мальчик увидел, как взрослые плачут. Страшно кричала и выла мать: ушел близкий человек, семья осталась без кормильца. Отец запомнился веселым, мастеровитым, он часто возился с сыном, брал его с собой на рыбалку. Мама – строгая, работящая, статная.

Хоронили отца в желтом гробу, в яме стояла вода и квакали лягушки.
В эти страшные дни у Алеши родился братик Максимка, но не прожил и нескольких дней, умер.

Во время поездки на пароходе маленький путешественник впервые услышал незнакомые слова «матрос», «Саратов». Максимку положили в ящик, и полная бабушка вынесла его на вытянутых руках на палубу. Седой матрос объяснил, что пошли хоронить.

– Знаю, – ответил малец, – я видел, как похоронили лягушек на дне ямы.
– Лягушек не жалко, мать пожалей, – сказал матрос. – Вон, как горе ее ушибло.

Увидев, что пароход причалил, а люди засобирались сойти на берег, будущий писатель решил, что и ему пора. Но попутчики стали тыкать пальцем и кричать: «Чей? Чей?» Прибежал матрос и увел мальчугана назад, в каюту, погрозив пальцем.

Путешествие на пароходе по Волге

По дороге Алеша много разговаривал с бабушкой, ему нравилось ее слушать, слова были похожи на цветы, речь образная, певучая. Сама Акулина Ивановна, полная, грузная, с длинными волосами, которые она называла сущим наказанием и подолгу расчесывала, удивительно легко двигалась, глаза ее смеялись. Она стала лучшим другом внуку на всю жизнь, подарила ему ту силу, что позволяла справляться с любыми трудностями.

За окном сменялись картины природы, Волга величаво несла свои воды, пароход двигался медленно, ведь шел против течения. Бабушка рассказывала сказки о добрых молодцах, о святых, прибаутки про домового, который занозил палец. Послушать истории присаживались и матросы, за это они давали рассказчице табак, угощали водочкой и арбузами. Есть фрукты приходилось тайно, так как этим же рейсом ехал санитарный инспектор, который все запрещал. Мама выходила на палубу, но держалась в сторонке, пыталась образумить бабушку, мол, над ней смеются. Та лишь улыбалась в ответ: и пускай.

И взрослые, и дети не понравились Алеше. Теплые отношения установились у него лишь с теткой Натальей. Особенно враждебно мальчика принял дед Василий. Дом показался приземистым, некрасивым. В тесном и грязном дворе висели какие-то тряпки, было неухоженно, неуютно.

Жизнь в Нижнем Новгороде была пустой, пестрой и тусклой, как грустная сказка. Дом был наполнен ядовитым туманом всеобщей вражды. Братья матери требовали раздела имущества, так как Варвара вышла замуж «самокруткой», без благословения родителей. Дядья ругались и трясли головами, как собаки. Михаила, «иезуита», связывали полотенцем, а с лица Якова, «фармазона», смывали кровь. Дед оглушительно кричал на всех. Плакали дети.

Каширин-старший казался чище и аккуратнее сыновей, хотя у тех были костюмы и жилетки. Дед следил за Алешей злыми и умными глазами, мальчик старался не попадаться на пути.

Будущий писатель вспоминал, что родители всегда были веселы, дружны между собой, много общались. А здесь, у деда, все поголовно ругались, злословили, доносили друг на друга, обижали того, кто слабее. Отпрыски были прибитыми, неразвитыми.

Не битье, а наука

Дети шалили: нагревали инструменты, чтобы разыграть мастера Григория, устраивали соревнования между упряжками тараканов, ловили мышей и пытались их дрессировать. Глава семейства раздавал подзатыльники направо и налево, выпорол внука Сашу за раскаленный наперсток. Астраханский гость никогда раньше не присутствовал при экзекуциях, самого его отец не бил.

– И зря, – припечатывал дед.

Обычно Варвара защищала сына, но однажды и ему пришлось испытать на себе крепкую руку. Двоюродный брат подговорил перекрасить белую праздничную скатерть. Жестокий глава семьи высек розгами обоих – и Сашку-доносчика, и Алешу. Бабушка отругала мать, не сумевшую спасти сына от расправы. А у самого мальчика на всю жизнь сердце стало чутким к любой несправедливости и обиде.

Дед пытался помириться с внуком: принес ему гостинцы – пряники и изюм, рассказал, как сам не раз был избит. В молодости тянул бурлаком баржи от Астрахани до Макарьева.

Бабушка с малых лет плела кружева, замуж вышла в 14-м году, родила 18 детей, но почти все умерли. Акулина Ивановна была неграмотная, но знала много рассказов, сказок, историй про Мирона-отшельника, Марфу-посадницу и Илью-пророка, слушать можно было сутками. Алеша не отпускал рассказчицу от себя, задавал много вопросов, на все получал исчерпывающие ответы. Иногда бабушка выдумывала небылицы про чертей, которые вылезали из каменки и переворачивали лохань с бельем или устраивали чехарду. Не поверить в достоверность было невозможно.

В новом доме на Канатной улице устраивались чаепития, приходили денщики, соседи, знакомый постоялец по прозвищу Хорошее Дело. Извозчик Петр приносил варенье, кто-то – белый хлеб. Бабушка рассказывала собравшимся байки, легенды, былины.

Праздники в семье Кашириных

Праздники начинались одинаково: все приходили принаряженные, дядя Яков брал гитару. Играл подолгу, казалось, будто засыпает, а руки действуют сами по себе. Голос у него был неприятно свистящий: «Ой, скучно мне, грустно мне…» Алеша плакал, слушая, как один нищий у другого портянки украл.

Разогревшись, гости пускались в пляс. Ваня-цыганок метался стрижом, а бабушка плыла, как по воздуху, а потом кружилась, будто молодая. Няня Евгения пела о царе Давиде.

Алеша любил бывать в красильной мастерской, смотреть, как подкладывают дрова в костер, как варят краску. Мастер частенько говорил:

– Вот ослепну, пойду по миру, буду просить милостыню у добрых людей.

Простодушный мальчик подхватывал:

– Ослепни скорее, дяденька, я пойду с тобой.

Григорий Иванович советовал крепко держаться за бабушку: она человек «почти святой, потому что правду любит».

Когда цеховой мастер потерял зрение, его сразу же уволили. Несчастный ходил по улицам вместе со старушкой, которая просила на кусок хлеба за двоих. А сам мужчина молчал.

По словам бабушки, все они виноваты перед Григорием, и Бог их накажет. Так и вышло: через десять лет уже Каширин-старший бродил по улицам с протянутой рукой, молил о копеечке.

Цыганок Иван, подмастерье

Иван подставлял руку, когда стегали розгами, чтобы страдальцу досталось меньше. Подкидыш воспитывался в семье Кашириных с младенчества. Он сочувствовал новенькому: учил его «не сжиматься, а растекаться киселем» и «вилять телом вслед за лозой». И обязательно кричать благим матом.

Цыганку поручали закупку товаров на всю семью. Ездил добытчик на ярмарку на мерине, выполнял поручение с большим умением и старанием. Привозил птицу, рыбу, мясо, потроха, муку, масло, сладости. Все удивлялись, как за пять рублей можно купить провизии на 15. Бабушка объясняла, что Иван больше украдет, чем купит. Дома его почти не ругали за это. Но боялись, что поймают, и попадет цыганок в острог.

Только умер подмастерье, будучи придавленным огромным крестом, который нес со двора на кладбище по просьбе дяди Якова.

Алешу начали учить молитвам, с ним много занималась беременная тетка Наталья. Многие слова были непонятны, например, «яко же».

Бабушка каждый день докладывала Богу, как прошел день, любовно протирала иконы. По ее словам, Бог сидит под серебряными липами, и в раю у него не бывает ни зимы, ни осени, а цветы никогда не вянут. Акулина Ивановна часто приговаривала: «Как хорошо-то жить, как славно». Мальчик недоумевал: что ж тут хорошего? Дед жестокий, братья злые, недружные, мама уехала и не возвращается, Григорий слепнет, тетка Наталья ходит в синяках. Славно?

А вот Бог, в которого верил дед, был другой: строгий, непонятный. Он всегда наказывал, был «мечом над землею, бичом грешников». Пожары, наводнения, ураганы, болезни – все это наказание, присланное свыше. Дед никогда не отступал от молитвослова. Бабушка как-то заметила: «Скучно Богу слушать тебя, талдычишь одно и то же, от себя ни одного словечка не добавишь». Каширин рассердился и запустил в жену блюдцем.

Акулина Ивановна ничего не боялась: ни грозы, ни молнии, ни воров, ни убийц, была невероятно смелой, перечила даже деду. Единственное существо, которое вгоняло в нее ужас, был черный таракан. Мальчик иногда по часу ловил насекомое, иначе пожилая женщина не могла спокойно уснуть.

– Зачем нужны эти твари, не пойму, – пожимала плечами бабушка, – вошь показывает, что начинается болезнь, мокрица, что в доме сыро. А тараканы-то на что?

Пожар и роды тетки Натальи

В красильной мастерской начался пожар, нянька Евгения увела детей, а Алеша спрятался за крыльцом, потому что хотел посмотреть, как языки пламени будут есть крышу. Поразило мужество бабушки: укутавшись в мешок, она побежала в огонь, чтобы вынести медный купорос и банки с ацетоном. Дед в страхе закричал, но бесстрашная женщина уже выбежала с нужными кульками и банками в руках.

В это же время начались роды у тетки Натальи. Когда немного притушили тлеющие постройки, кинулись помогать роженице. Грели воду на печи, готовили посуду, тазы. Но несчастная умерла.

Дед учил внука грамоте. Радовался: мальчонка растет сообразительным. Когда Алеша читал псалтырь, суровость деда уходила. Звал питомца еретиком, солеными ушами. Учил: «Будь хитер, только баран простодушен».

Дед гораздо реже, нежели бабушка, рассказывал о своем прошлом, но не менее интересно. Например, о французах под Балахной, которых приютил русский помещик. Вроде враги, а жалко. Хозяйки протягивали пленным горячие калачи, уж очень бонапартисты их любили.

Дед спорил о прочитанном с извозчиком Петром. Оба сыпали поговорками. Также они пытались определить, кто из святых всего святее.

Жестокость улицы

Сыновья Василия Каширина отделились. Алеша почти не гулял, он не ладил с мальчишками, дома было интереснее. Мальчик не мог понять, как можно над кем-либо издеваться.

Сорванцы угоняли еврейских коз, мучили собак, травили слабых людей. Так, они кричали одному мужчине в нелепой одежде: «Игоша – смерть в кармане!» Упавшего могли закидать камнями. Ослепший мастер Григорий тоже нередко становился их мишенью.

Упитанный, дерзкий Клюшников не давал проходу Алеше, всегда обижал его. Но постоялец по прозвищу Хорошее Дело подсказал: «Он толстый, а ты верткий, живой. Побеждает юркий, ловкий». На следующий день Алеша легко победил давнего врага.

Однажды Алеша закрыл в погребе кабатчицу, так как она бросила в бабушку морковку. Пришлось не только срочно выпустить пленницу на волю, но и выслушать нотацию: «В дела взрослых никогда не лезь. Взрослые – люди испорченные, греховные. Живи детским разумом, не думай, что сумеешь старшим помочь. Им и самим-то разобраться трудно».

Каширин стал брать небольшие суммы в рост и вещи под залог, хотел подзаработать. На него донесли. Потом дед говорил, что избежать тюрьмы ему помогли святые угодники. Водил внука в церковь: только там можно очиститься.

Большей частью дед не верил людям, видел в них только плохое, замечания его были желчными, ядовитыми. Уличные острословы прозвали хозяина Кащеем Кашириным. Бабушка же была светлой, искренней, и Бог бабушки тоже был таким же – сияющим, неизменно ласковым и добрым. Бабушка учила «чужих законов не слушаться и за чужую совесть не прятаться».

На Сенной площади, где была водопроводная колонка, мещане били одного человека. Акулина Ивановна увидела драку, бросила коромысло и кинулась спасать парня, у которого уже была разорвана ноздря. Алеша побоялся влезть в клубок тел, но поступком бабушки восхитился.

История женитьбы отца

Посватался отец-краснодеревщик, сын ссыльного, к Варваре, но воспротивился этому Василий Каширин. Акулина Ивановна помогла молодым тайно обвенчаться. Михаил и Яков не приняли Максима, всячески ему вредили, обвиняли в видах на наследство и даже пытались утопить в ледяной воде Дюкова пруда. Но зять простил душегубов и выгородил перед квартальным.

По этой причине родители уехали из родного города в Астрахань, чтобы вернуться через пять лет в неполном составе. К маме сватался часовщик, но он был ей неприятен, и она отказала ему, несмотря на давление отца.

Дети полковника Овсянникова

Алеша наблюдал за соседскими детьми с высокого дерева, но ему не позволяли с ними общаться. Однажды он спас от падения в колодец младшего из Овсянниковых. Старшие братья Алешу зауважали, приняли в свою компанию, а он ловил для приятелей птиц.

Социальное неравенство
Но отец, полковник, с предубеждением относился к семье цехового мастера и выгнал мальчика со двора, запретив даже приближаться к его сыновьям. Алеша впервые почувствовал, что такое социальное расслоение: ему не положено играть с барчуками, он не подходит им по статусу.

А братья Овсянниковы полюбили славного соседа-птицелова и общались с ним через дырку в заборе.

Извозчик Петр и его племянник

Петр вел с Кашириным длинные беседы, любил дать совет, прочитать нотацию. У него было плетеное лицо, похожее на решето. Вроде молодой, но уже старик. Пешков с крыши плюнул на лысину барина, и только Петр его за это похвалил. По-отечески опекал своего немого племянника Степана.

Узнав, что Алеша играет с полковничьими детьми, Петр доложил об этом деду, и мальчику попало. Закончил доносчик плохо: его нашли мертвым в снегу, а всю банду разоблачила полиция: оказалось, что вполне разговорчивый Степан вместе с дядькой и еще кем-то третьим грабили церкви.

В доме появились будущие родственники: мамин ухажер Евгений Васильевич и его мать – «зеленая старуха» с пергаментной кожей, глазками «на ниточках», острыми зубами. Однажды пожилая дама осведомилась:

– Почему ты так быстро ешь? Тебя надо воспитывать.

Алеша вытащил кусок изо рта, подцепил на вилку и протянул гостье:

– Ешьте, если жалко.

А однажды он приклеил обоих Максимовых к стульям вишневым клеем.
Мама просила сына не шалить, она всерьез собралась замуж за этого чудака. После венчанья новые родственники уехали в Москву. Никогда сын не видел улицу такой мертвенно-пустой, как после отъезда матери.

Скупость разорившегося деда

Под старость дед «сдурел», как сказала бабушка. Он объявил, что делит имущество: Акулине – горшки и кастрюли, ему – все остальное. В очередной раз продал дом, деньги дал в рост евреям, семья переехала в две комнатки в цокольном этаже.

Обед готовили по очереди: один день дед, другой – бабушка, которая подрабатывала плетением кружев. Каширин не стеснялся подсчитывать чаинки: он положил заварки больше, чем другая сторона. Значит, и чаю ему положено выпить не два, а три стакана.

Вернулись из Москвы мама с Евгением, сообщив, что дом и все имущество сгорели. Но дед вовремя навел справки и уличил молодоженов во лжи: новый мамин муж Максимов проигрался в пух и прах, разорил семью. Переехали в село Сормово, где была работа на заводе. Каждый день гудок звал рабочих волчьим воем, проходная «пережевывала» толпу. Родился сын Саша и почти сразу умер, вслед за ним появился на свет Николка – золотушный, слабенький. Мать болела, кашляла. А мошенник Максимов ограбил рабочих, его уволили с треском. Но он устроился в другое место. Стал изменять матери с женщинами, ссоры не прекращались. Однажды даже ударил беззащитную супругу, но получил отпор от пасынка.

Алеша нашел в книге две банкноты – 1 рубль и 10 рублей. Рубль взял себе, купил сладостей и сказки Андерсена. Мама плакала:

– У нас каждая копейка на счету, как ты мог?

Максимов рассказал о проступке коллеге, а тот был отцом одного из соучеников Пешкова. Алешу в школе стали звать вором. Варвара была потрясена тем, что отчим не пожалел мальчонку, сообщил о неблаговидном поступке посторонним людям.

В школе и на промысле

Учебников не хватало, поэтому на уроки богословия Алешу не пускали. Но приехал епископ и поддержал мальчика, знающего множество псалмов и жития святых. Ученику Пешкову вновь разрешили посещать уроки закона божьего. По остальным предметам паренек хорошо успевал, получил похвальный лист и книги. Из-за безденежья подарки пришлось отдать лавочнику, чтобы выручить 55 копеек.

Вместе с товарищами Вяхирем, Чуркой, Хаби, Костромой и Язем Алеша собирал по помойкам ветошь, кости, стекло, куски железа и сдавал сборщику утиля. Воровали бревна, доски. В школе ребята стали презирать Пешкова, стыдить, называли нищебродом, жаловались, что от него дурно пахнет. Паренек был уверен, что это неправда: ведь он старался мыться ежедневно, менял одежду. В результате и вовсе бросил школу.

3.8 (75%) 4 votes

Сыну моему посвящаю

I

В полутемной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необыкновенно длинный; пальцы его босых ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами. Мать, полуголая, в красной юбке, стоит на коленях, зачесывая длинные мягкие волосы отца со лба на затылок черной гребенкой, которой я любил перепиливать корки арбузов; мать непрерывно говорит что-то густым, хрипящим голосом, ее серые глаза опухли и словно тают, стекая крупными каплями слез. Меня держит за руку бабушка, — круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом; она вся черная, мягкая и удивительно интересная; она тоже плачет, как-то особенно и хорошо подпевая матери, дрожит вся и дергает меня, толкая к отцу; я упираюсь, прячусь за нее; мне боязно и неловко. Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали, и не понимал слов, неоднократно сказанных бабушкой: — Попрощайся с тятей-то, никогда уж не увидишь его, помер он, голубчик, не в срок, не в свой час... Я был тяжко болен, — только что встал на ноги; во время болезни, — я это хорошо помню, — отец весело возился со мною, потом он вдруг исчез, и его заменила бабушка, странный человек. — Ты откуда пришла? — спросил я ее. Она ответила: — С верху, из Нижнего, да не пришла, а приехала! По воде-то не ходят, шиш! Это было смешно и непонятно: наверху, в доме, жили бородатые крашеные персияне, а в подвале старый желтый калмык продавал овчины. По лестнице можно съехать верхом на перилах или, когда упадешь, скатиться кувырком, — это я знал хорошо. И при чем тут вода? Всё неверно и забавно спутано. — А отчего я шиш? — Оттого, что шумишь, — сказала она, тоже смеясь. Она говорила ласково, весело, складно. Я с первого же дня подружился с нею, и теперь мне хочется, чтобы она скорее ушла со мною из этой комнаты. Меня подавляет мать; ее слезы и вой зажгли во мне новое, тревожное чувство. Я впервые вижу ее такою, — она была всегда строгая, говорила мало; она чистая, гладкая и большая, как лошадь; у нее жесткое тело и страшно сильные руки. А сейчас она вся как-то неприятно вспухла и растрепана, всё на ней разорвалось; волосы, лежавшие на голове аккуратно, большою светлой шапкой, рассыпались по голому плечу, упали на лицо, а половина их, заплетенная в косу, болтается, задевая уснувшее отцово лицо. Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянула на меня, — причесывает отца и всё рычит, захлебываясь слезами. В дверь заглядывают черные мужики и солдат-будочник. Он сердито кричит: — Скорее убирайте! Окно занавешено темной шалью; она вздувается, как парус. Однажды отец катал меня на лодке с парусом. Вдруг ударил гром. Отец засмеялся, крепко сжал меня коленями и крикнул: — Ничего, не бойся, Лук! Вдруг мать тяжело взметнулась с пола, тотчас снова осела, опрокинулась на спину, разметав волосы по полу; ее слепое, белое лицо посинело, и, оскалив зубы, как отец, она сказала страшным голосом: — Дверь затворите... Алексея — вон! Оттолкнув меня, бабушка бросилась к двери, закричала: — Родимые, не бойтесь, не троньте, уйдите Христа ради! Это — не холера, роды пришли, помилуйте, батюшки! Я спрятался в темный угол за сундук и оттуда смотрел, как мать извивается по полу, охая и скрипя зубами, а бабушка, ползая вокруг, говорит ласково и радостно: — Во имя отца и сына! Потерпи, Варюша! Пресвятая мати божия, заступница... Мне страшно; они возятся на полу около отца, задевают его, стонут и кричат, а он неподвижен и точно смеется. Это длилось долго — возня на полу; не однажды мать вставала на ноги и снова падала; бабушка выкатывалась из комнаты, как большой черный мягкий шар; потом вдруг во тьме закричал ребенок. — Слава тебе, господи! — сказала бабушка. — Мальчик! И зажгла свечу. Я, должно быть, заснул в углу, — ничего не помню больше. Второй оттиск в памяти моей — дождливый день, пустынный угол кладбища; я стою на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда опустили гроб отца; на дне ямы много воды и есть лягушки, — две уже взобрались на желтую крышку гроба. У могилы — я, бабушка, мокрый будочник и двое сердитых мужиков с лопатами. Всех осыпает теплый дождь, мелкий, как бисер. — Зарывай, — сказал будочник, отходя прочь. Бабушка заплакала, спрятав лицо в конец головного платка. Мужики, согнувшись, торопливо начали сбрасывать землю в могилу, захлюпала вода; спрыгнув с гроба, лягушки стали бросаться на стенки ямы, комья земли сшибали их на дно. — Отойди, Леня, — сказала бабушка, взяв меня за плечо; я выскользнул из-под ее руки, не хотелось уходить. — Экой ты, господи, — пожаловалась бабушка, не то на меня, не то на бога, и долго стояла молча, опустив голову; уже могила сравнялась с землей, а она всё еще стоит. Мужики гулко шлепали лопатами по земле; налетел ветер и прогнал, унес дождь. Бабушка взяла меня за руку и повела к далекой церкви, среди множества темных крестов. — Ты что не поплачешь? — спросила она, когда вышла за ограду. — Поплакал бы! — Не хочется, — сказал я. — Ну, не хочется, так и не надо, — тихонько выговорила она. Всё это было удивительно: я плакал редко и только от обиды, не от боли; отец всегда смеялся над моими слезами, а мать кричала: — Не смей плакать! Потом мы ехали по широкой, очень грязной улице на дрожках, среди темно-красных домов; я спросил бабушку: — А лягушки не вылезут? — Нет, уж не вылезут, — ответила она. — Бог с ними! Ни отец, ни мать не произносили так часто и родственно имя божие. Через несколько дней я, бабушка и мать ехали на пароходе, в маленькой каюте; новорожденный брат мой Максим умер и лежал на столе в углу, завернутый в белое, спеленатый красною тесьмой. Примостившись на узлах и сундуках, я смотрю в окно, выпуклое и круглое, точно глаз коня; за мокрым стеклом бесконечно льется мутная, пенная вода. Порою она, вскидываясь, лижет стекло. Я невольно прыгаю на пол. — Не бойся, — говорит бабушка и, легко приподняв меня мягкими руками, снова ставит на узлы. Над водою — серый, мокрый туман; далеко где-то является темная земля и снова исчезает в тумане и воде. Всё вокруг трясется. Только мать, закинув руки за голову, стоит, прислонясь к стене, твердо и неподвижно. Лицо у нее темное, железное и слепое, глаза крепко закрыты, она всё время молчит, и вся какая-то другая, новая, даже платье на ней незнакомо мне. Бабушка не однажды говорила ей тихо: — Варя, ты бы поела чего, маленько, а? Она молчит и неподвижна. Бабушка говорит со мною шёпотом, а с матерью — громче, но как-то осторожно, робко и очень мало. Мне кажется, что она боится матери. Это понятно мне и очень сближает с бабушкой. — Саратов, — неожиданно громко и сердито сказала мать. — Где же матрос? Вот и слова у нее странные, чужие: Саратов, матрос. Вошел широкий седой человек, одетый в синее, принес маленький ящик. Бабушка взяла его и стала укладывать тело брата, уложила и понесла к двери на вытянутых руках, но, — толстая, — она могла пройти в узенькую дверь каюты только боком и смешно замялась перед нею. — Эх, мамаша, — крикнула мать, отняла у нее гроб, и обе они исчезли, а я остался в каюте, разглядывая синего мужика. — Что, отошел братишка-то? — сказал он, наклонясь ко мне. — Ты кто? — Матрос. — А Саратов — кто? — Город. Гляди в окно, вот он! За окном двигалась земля; темная, обрывистая, она курилась туманом, напоминая большой кусок хлеба, только что отрезанный от каравая. — А куда бабушка ушла? — Внука хоронить. — Его в землю зароют? — А как же? Зароют. Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца. Он поднял меня на руки, тесно прижал к себе и поцеловал. — Эх, брат, ничего ты еще не понимаешь! — сказал он. — Лягушек жалеть не надо, господь с ними! Мать пожалей, — вон как ее горе ушибло! Над нами загудело, завыло. Я уже знал, что это — пароход, и не испугался, а матрос торопливо опустил меня на пол и бросился вон, говоря: — Надо бежать! И мне тоже захотелось убежать. Я вышел за дверь. В полутемной узкой щели было пусто. Недалеко от двери блестела медь на ступенях лестницы. Взглянув наверх, я увидал людей с котомками и узлами в руках. Было ясно, что все уходят с парохода, — значит, и мне нужно уходить. Но когда вместе с толпою мужиков я очутился у борта парохода, перед мостками на берег, все стали кричать на меня: — Это чей? Чей ты? — Не знаю. Меня долго толкали, встряхивали, щупали. Наконец явился седой матрос и схватил меня, объяснив: — Это астраханский, из каюты... Бегом он снес меня в каюту, сунул на узлы и ушел, грозя пальцем: — Я тебе задам! Шум над головою становился всё тише, пароход уже не дрожал и не бухал по воде. Окно каюты загородила какая-то мокрая стена; стало темно, душно, узлы точно распухли, стесняя меня, и всё было нехорошо. Может быть, меня так и оставят навсегда одного в пустом пароходе? Подошел к двери. Она не отворяется, медную ручку ее нельзя повернуть. Взяв бутылку с молоком, я со всею силой ударил по ручке. Бутылка разбилась, молоко облило мне ноги, натекло в сапоги. Огорченный неудачей, я лег на узлы, заплакал тихонько и, в слезах, уснул. А когда проснулся, пароход снова бухал и дрожал, окно каюты горело, как солнце. Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много, они густо покрывали ей плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе волос стало маленьким и смешным. Сегодня она казалась злою, но когда я спросил, отчего у нее такие длинные волосы, она сказала вчерашним теплым и мягким голосом: — Видно, в наказание господь дал, — расчеши-ка вот их, окаянные! Смолоду я гривой этой хвасталась, на старости кляну! А ты спи! Еще рано, — солнышко чуть только с ночи поднялось... — Не хочу уж спать! — Ну, ино не спи, — тотчас согласилась она, заплетая косу и поглядывая на диван, где вверх лицом, вытянувшись струною, лежала мать. — Как это ты вчера бутыль-то раскокал? Тихонько говори! Говорила она, как-то особенно выпевая слова, и они легко укреплялись в памяти моей, похожие на цветы, такие же ласковые, яркие, сочные. Когда она улыбалась, ее темные, как вишни, зрачки расширялись, вспыхивая невыразимо приятным светом, улыбка весело обнажала белые крепкие зубы, и, несмотря на множество морщин в темной коже щек, всё лицо казалось молодым и светлым. Очень портил его этот рыхлый нос с раздутыми ноздрями и красный на конце. Она нюхала табак из черной табакерки, украшенной серебром. Вся она — темная, но светилась изнутри — через глаза — неугасимым, веселым и теплым светом. Она сутула, почти горбатая, очень полная, а двигалась легко и ловко, точно большая кошка, — она и мягкая такая же, как этот ласковый зверь. До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала всё вокруг меня в непрерывную нить, сплела всё в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком, — это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни. Сорок лет назад пароходы плавали медленно; мы ехали до Нижнего очень долго, и я хорошо помню эти первые дни насыщения красотою. Установилась хорошая погода; с утра до вечера я с бабушкой на палубе, под ясным небом, между позолоченных осенью, шелками шитых берегов Волги. Не торопясь, лениво и гулко бухая плицами по серовато-синей воде, тянется вверх по течению светло-рыжий пароход, с баржой на длинном буксире. Баржа серая и похожа на мокрицу. Незаметно плывет над Волгой солнце; каждый час всё вокруг ново, всё меняется; зеленые горы — как пышные складки на богатой одежде земли; по берегам стоят города и села, точно пряничные издали; золотой осенний лист плывет по воде. — Ты гляди, как хорошо-то! — ежеминутно говорит бабушка, переходя от борта к борту, и вся сияет, а глаза у нее радостно расширены. Часто она, заглядевшись на берег, забывала обо мне: стоит у борта, сложив руки на груди, улыбается и молчит, а на глазах слезы. Я дергаю ее за темную, с набойкой цветами, юбку. — Ась? — встрепенется она. — А я будто задремала да сон вижу. — А о чем плачешь? — Это, милый, от радости да от старости, — говорит она, улыбаясь. — Я ведь уж старая, за шестой десяток лета-вёсны мои перекинулись-пошли. И, понюхав табаку, начинает рассказывать мне какие-то диковинные истории о добрых разбойниках, о святых людях, о всяком зверье и нечистой силе. Сказки она сказывает тихо, таинственно, наклонясь к моему лицу, заглядывая в глаза мне расширенными зрачками, точно вливая в сердце мое силу, приподнимающую меня. Говорит, точно поет, и чем дальше, тем складней звучат слова. Слушать ее невыразимо приятно. Я слушаю и прошу: — Еще! — А еще вот как было: сидит в подпечке старичок домовой, занозил он себе лапу лапшой, качается, хныкает: «Ой, мышеньки, больно, ой, мышата, не стерплю!» Подняв ногу, она хватается за нее руками, качает ее на весу и смешно морщит лицо, словно ей самой больно. Вокруг стоят матросы — бородатые ласковые мужики, — слушают, смеются, хвалят ее и тоже просят: — А ну, бабушка, расскажи еще чего! Потом говорят: — Айда ужинать с нами! За ужином они угощают ее водкой, меня — арбузами, дыней; это делается скрытно: на пароходе едет человек, который запрещает есть фрукты, отнимает их и выбрасывает в реку. Он одет похоже на будочника — с медными пуговицами — и всегда пьяный; люди прячутся от него. Мать редко выходит на палубу и держится в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное облако; из него отдаленно и неприветливо смотрят прямые серые глаза, такие же большие, как у бабушки. Однажды она строго сказала: — Смеются люди над вами, мамаша! — А господь с ними! — беззаботно ответила бабушка. — А пускай смеются, на доброе им здоровье! Помню детскую радость бабушки при виде Нижнего. Дергая за руку, она толкала меня к борту и кричала: — Гляди, гляди, как хорошо! Вот он, батюшка, Нижний-то! Вот он какой, богов! Церкви-те, гляди-ка ты, летят будто! И просила мать, чуть не плача: — Варюша, погляди, чай, а? Поди, забыла ведь! Порадуйся! Мать хмуро улыбалась. Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками. — Папаша! — густо и громко крикнула мать и опрокинулась на него, а он, хватая ее за голову, быстро гладя щеки ее маленькими красными руками, кричал, взвизгивая: — Что-о, дура? Ага-а! То-то вот... Эх вы-и... Бабушка обнимала и целовала как-то сразу всех, вертясь, как винт; она толкала меня к людям и говорила торопливо: — Ну, скорее! Это — дядя Михайло, это — Яков... Тетка Наталья, это — братья, оба Саши, сестра Катерина, это всё наше племя, вот сколько! Дедушка сказал ей: — Здорова ли, мать? Они троекратно поцеловались. Дед выдернул меня из тесной кучи людей и спросил, держа за голову: — Ты чей таков будешь? — Астраханский, из каюты... — Чего он говорит? — обратился дед к матери и, не дождавшись ответа, отодвинул меня, сказав: — Скулы-те отцовы... Слезайте в лодку! Съехали на берег и толпой пошли в гору, по съезду, мощенному крупным булыжником, между двух высоких откосов, покрытых жухлой, примятой травой. Дед с матерью шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала: — Ой, не могу! — Нашто они тревожили тебя? — сердито ворчала бабушка. — Эко неумное племя! И взрослые и дети — все не понравились мне, я чувствовал себя чужим среди них, даже и бабушка как-то померкла, отдалилась. Особенно же не понравился мне дед; я сразу почуял в нем врага, и у меня явилось особенное внимание к нему, опасливое любопытство. Дошли до конца съезда. На самом верху его, прислонясь к правому откосу и начиная собою улицу, стоял приземистый одноэтажный дом, окрашенный грязно-розовой краской, с нахлобученной низкой крышей и выпученными окнами. С улицы он показался мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно; везде, как на пароходе перед пристанью, суетились сердитые люди, стаей вороватых воробьев метались ребятишки, и всюду стоял едкий, незнакомый запах. Я очутился на дворе. Двор был тоже неприятный: весь завешан огромными мокрыми тряпками, заставлен чанами с густой разноцветной водою. В ней тоже мокли тряпицы. В углу, в низенькой полуразрушенной пристройке, жарко горели дрова в печи, что-то кипело, булькало, и невидимый человек громко говорил странные слова: — Сандал — фуксин — купорос...

1913 год, Нижний Но вгород . По вествование ведётся от имени мальчика Алёши Пешко ва.

Моё первое воспоминание — смерть отца . Я не понимал , что отца больше нет, но в память мне врезался плач матери Вар вары. Перед этим я сильно болел , и к нам приехала бабушка Акулина Ивановна Каширина , «круглая , большеголо вая , с огромными глазами и смешным рыхлым носом ». Бабушка нюхала табак и была вся «чёрная , мягкая », как медведица , с очень длинными и густыми волосами .

В день смерти отца у моей матери начались преждевременные роды. После похорон бабушка забрала меня, мать и но ворождённого брата в Нижний Но вгород . Ехали на мы пароходе. По дороге мой маленький брат умер. Бабушка , стараясь от влечь меня, рассказывала сказки, которых знала великое множество.

В Нижнем нас встречало множество народу. Я познакомился с дедом Василием Васильичем Кашириным — маленьким, сухоньким старичком «с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелёными глазками». С ним пришли дядья Алёши , Яков и Михайло и двоюродные братья. Дед мне не понравился, «я сразу почувствовал в нём врага».

Жила семья деда в большом доме, нижний этаж которого был занят красильной мастерской. Жили недружно. Мама вышла замуж без благословения, и теперь дядья требовали у деда её приданое. Время от времени дядья дрались. Дом «был наполнен горячим туманом вражды всех со всеми». Наш приезд только усилил эту вражду. Мне, выросшему в дружной семье, было очень тяжело.

По субботам дед сёк внуков, провинившихся за неделю. Меня это наказание тоже не миновало. Я сопротивлялся, и дед засёк меня до полусмерти. После, когда я отлёживался в постели, дед пришёл мириться. После этого мне стало понятно, что дед «не злой и не страшен», но забыть и простить побои я не мог. Особенно поразил меня в те дни Иван-Цыганок: он подставлял руку под розги, и часть ударов досталась ему.

III

После я очень подружился с эти весёлым парнем. Иван-Цыганок был подкидышем: бабушка нашла его как-то зимой возле своего дома и воспитала. Он обещал стать хорошим мастером, и дядья часто ссорились из-за него: после раздела каждый хотел взять Цыганка себе. Несмотря на свои семнадцать лет, Цыганок был добрым и наивным. Каждую пятницу его отправляли на рынок за продуктами, и Иван тратил меньше, а привозил больше, чем следовало. Оказалось, он приворовывал, чтобы порадовать скупого деда. Бабушка ругалась — она боялась, что однажды Цыганка схватит полиция.

Вскоре Иван погиб. Во дворе у деда лежал тяжёлый дубовый крест. Дядька Яков дал обет отнести его на могилу жены, которую сам же и убил. Цыганку выпало нести комель этого огромного креста. Парень надорвался и умер от кровотечения.

Прошло время. В доме жилось всё хуже. Спасали мою душу только бабушкины сказки. Бабушка не боялась никого, кроме тараканов. Однажды вечером загорелась мастерская. Рискуя жизнью, бабушка вывела из горящей конюшни жеребца и очень сильно обожгла руки.

«К весне дядьки разделились», а дед купил большой дом, на первом этаже которого был кабак. Остальные комнаты дед сдавал. Вокруг дома рос густой запущенный сад, спускавшийся в овраг. Мы с бабушкой поселились в уютной комнате на чердаке. Все любили бабушку и обращались к ней за советом — Акулина Ивановна знала множество рецептов лекарств из трав. Родом она была с Волги. Её мать «обидел» барин, девушка выбросилась из окна и осталась калекой. С детства Акулина ходила «по людям», просила милостыню. Потом её мать, бывшая искусной кружевницей, выучила дочь своему мастерству, а когда о ней слава пошла, и дед появился. Дед, пребывая в хорошем настроении, тоже рассказывал мне о своём детстве, которое он помнил «от француза», и о своей матери — злой бабе калашнице.

Некоторое время спустя дед взялся учить меня грамоте по церковным книгам. Я оказался способным к этому, и вскоре бегло разбирал церковный устав. На улицу меня отпускали редко — всякий раз местные мальчишки избивали меня до синяков.

Вскоре наша спокойная жизнь кончилась. Однажды вечером прибежал дядька Яков и сообщил, что дядька Михайло идёт убивать деда. С того вечера дядька Михайло являлся ежедневно и учинял скандалы на радость всей улицы. Так он пытался выманить у деда мамино приданое, но старик не сдавался.

VII-VIII

Ближе к весне дед неожиданно продал дом и купил другой, «по Канатной улице». При новом доме тоже был заросший сад с ямой — остатками сгоревшей бани. Слева с нами соседствовал полковник Овсянников, а справа — семейство Бетленга. Дом был набит интересными людьми. Особенно интересен для меня был нахлебник по прозвищу Хорошее Дело. Его комната была заполнена странными вещами, и он постоянно что-то изобретал. Вскоре я сдружился с Хорошим Делом. Он научил меня правильно излагать события, не повторяясь и отсекая всё лишнее. Бабушке и деду эта дружба не понравилась — они считали нахлебника колдуном, и Хорошему Делу пришлось съехать.

Очень интересовал меня и дом Овсянникова. В щели забора или с ветки дерева я видел трёх мальчиков, играющих во дворе дружно и без ссор. Однажды, играя в прятки, младший мальчик упал в колодец. Я бросился на помощь и вместе со старшими детьми вытащил малыша. Мы дружили, пока я не попался на глаза полковнику. Пока он выставлял меня из дому, я успел обозвал полковника «старым чёртом», за что был бит. С тех пор мы с Овсянниковыми-младшими общались только через дыру в заборе.

Мать я вспоминал нечасто. Однажды зимой она вернулась и поселилась в комнате нахлебника. Мать начала учить меня грамматике и арифметике. Жилось мне в те времена трудно. Часто дед ссорился с матерью, пытался принудить её к новому замужеству, но та всегда отказывалась. Бабушка заступалась за дочь, и однажды дед жестоко её избил. Я отомстил деду, испортив его любимые святцы.

Мать подружилась с соседкой, женой военного, к которой часто приходили гости из дома Бетленгов. Дед тоже начал устраивать «вечера» и даже нашёл матери жениха — кривого и лысого часовщика. Мать, женщина молодая и красивая, ему отказала.

«После этой истории мать сразу окрепла, туго выпрямилась и стала хозяйкой в доме». У неё в гостях стали часто бывать братья Максимовы, перекочевавшие к нам от Бетленгов.

После Святок я долго болел оспой. Всё это время за мной ухаживала бабушка. Вместо сказки она рассказывала мне об отце. Максим Пешков был сыном солдата, «дослужившегося до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость с подчинёнными». В Сибири Максим и родился. Мать его умерла и он долго скитался. Попав в Нижний Новгород, Максим стал работать у столяра и вскоре сделался знатным краснодеревщиком. Мать моя вышла за него замуж против воли деда — тот хотел дочь-красавицу выдать за дворянина.

XII

Вскоре мать вышла замуж за младшего Максимова, Евгения. Отчима я сразу возненавидел. Бабушка от расстройства начала пить крепкое вино и часто бывала пьяной. В яме, оставшейся от сгоревшей бани, я выстроил себе убежище и провёл в нём всё лето.

Осенью дед продал дом и заявил бабушке, что больше кормить её не будет. «Дед снял две тёмные комнатки в подвале старого дома». Вскоре после переезда появились мать с отчимом. Они рассказали, что дом их сгорел со всем скарбом, но дед знал, что отчим проигрался и приехал просить денег. Мать с отчимом сняли бедное жильё и забрали меня с собой. Мама была беременна, а отчим обманывал рабочих, скупая за полцены кредитные записки на продукты, которыми на заводе платили вместо денег.

Меня отдали в школу, где мне очень не нравилось. Дети смеялись над моей бедной одеждой, а учителя меня не любили. В то время я часто хулиганил и досаждал матери. Жизнь между тем становилась всё тяжелее. Мама родила сына, странного большеголового мальчика, который вскоре тихо умер. У отчима появилась любовница. Однажды я увидел, как он своей тонкой и длинной ногой бьёт снова беременную мать в грудь. Я замахнулся на Евгения ножом. Мама успела меня оттолкнуть — нож только разрезал одежду и скользнул по рёбрам.

XIII

«Снова я у деда». Старик стал скуп. Он разделил хозяйство на две части. Теперь даже чай они с бабушкой заваривали по очереди. Чтобы заработать на хлеб, бабушка занялась вышиванием и плетением кружев, а я с компанией ребят собирал ветошь и кости, обирал пьяных и воровал дрова и тёс «в лесных складах по берегу Оки». Одноклассники знали, чем мы занимаемся, и издевались ещё больше.

Когда я перешёл в третий класс, к нам переехала мать с маленьким Николаем. Отчим снова куда-то исчез. Мама была тяжело больна. Бабушка ушла в дом богатого купца вышивать покров, и с Николаем возился дед, часто из жадности недокармливая ребёнка. Я тоже любил играть с братишкой. Мать умерла через несколько месяцев у меня на руках, так и не увидев мужа.

После похорон дед сказал, что кормить меня не собирается, и послал «в люди».

Максим Горький

«Детство»

1913 год, Нижний Новгород. Повествование ведётся от имени мальчика Алёши Пешкова.

I

Моё первое воспоминание — смерть отца. Я не понимал, что отца больше нет, но в память мне врезался плач матери Варвары. Перед этим я сильно болел, и к нам приехала бабушка Акулина Ивановна Каширина, «круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом». Бабушка нюхала табак и была вся «чёрная, мягкая», как медведица, с очень длинными и густыми волосами.

В день смерти отца у моей матери начались преждевременные роды. После похорон бабушка забрала меня, мать и новорождённого брата в Нижний Новгород. Ехали на мы пароходе. По дороге мой маленький брат умер. Бабушка, стараясь отвлечь меня, рассказывала сказки, которых знала великое множество.

В Нижнем нас встречало множество народу. Я познакомился с дедом Василием Васильичем Кашириным — маленьким, сухоньким старичком «с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелёными глазками». С ним пришли дядья Алёши, Яков и Михайло и двоюродные братья. Дед мне не понравился, «я сразу почувствовал в нём врага».

II

III

IV

V

VI

VII-VIII

IX

X

XI

XII

XIII

После похорон дед сказал, что кормить меня не собирается, и послал «в люди».

Мальчик Алеша Пешков рассказывает историю, которая началась в 1931 году в Нижнем Новгороде.

Смерть отца это то, что я первое, что я помнил из детства. В силу своего малолетства, я не понимал, насколько сильна эта утрата. Помню дикие рыдания моей мамы Варвары. Случилось это после моей болезни. Приехала лечить меня моя бабушка, у нее волосы были черные как смола. Перенервничав, мама рожает моего брата раньше срока в роковой для нас день. Я и мой брат-младенец едем с бабушкой в Нижний Новгород, похоронив отца. На пароходе умирает мой братец, а бабушка отвлекает меня, читая вслух сказки.

Пришло много людей встречать нас в Нижнем Новгороде, в том числе и три моих дяди. Дед мой, которого я там встретил, не располагал к себе.

Большой дом, в котором жила вся семья, стал и моим пристанищем. Жизнь у них была не слаженной. Братья мамы хотели присвоить мамино приданное. Так как она вышла замуж не по воли отца. Временами можно было наблюдать бои моих дядей. С нашим приездом ссоры участились. Мне было неуютно обитать там, я привык к дружному отношению в семье.

Суббота была днем воспитания. Дед бил прутьями всех провинившихся за неделю детей. Я получил сполна.

У меня появился веселый друг Иван-Цыганок. Его подбросили бабушке в студеную пору. Он собирался стать славным мастером. И был очередным камнем преткновения для дядей, после раздела имущества каждый желал его присвоить. 17-летний юноша был отзывчивым и простодушным. По пятницам его посылали на базар за продовольствием. Иван всегда понемногу крал и, поэтому тратил меньше денег, что не могло не радовать жадного деда. Из-за страха наказания, бабушка не одобряла это.

Как-то Ивану пришлось нести крест на могилу супруги Якова, которую дядя сам лишил жизни. Он повредил себе внутренние органы, началось кровотечение. Иван скончался.

Шло время. В доме становилось жить все невыносимее. Радовался я только бабушкиным сказкам. При пожаре в мастерской, бабушка сильно повредила огнем руки, спасая жеребца.

Весной дяди разъехались. Дед приобрел двухэтажный дом с кабаком на первом этаже. Все комнаты сдавались в аренду. На чердаке была комната с удобствами, там мы разместились с бабушкой. Она завоевала любовь всех соседей, помогала лечить болезни сборами лекарственных трав. Родилась она у Волги. Ее мать была парализована, поэтому бабушке приходилось побираться. Ее мать научила плести кружева, в этом деле она была мастерицей. Дед познакомился с бабушкой, когда она была известной кружевницей. Позже я научился грамоте с помощью церковных книг. Я был одаренным учеником, хорошо знал церковный устав.

Следующей весной дед вдруг купил новый дом «по Канатной дороге», продав старый. Нашими соседями были: полковник Овсянников и семья Бетленга. Мне было интересно проводить время с нахлебником по кличке «Хорошее дело». Он мастерил необычные вещицы. Я стал красиво излагать свои мысли, благодаря его учениям. Но вскоре Хорошее Дело уезжает, бабушка и дед обвиняют его в колдовстве.

У полковника Овсянникова было трое сыновей, они были очень дружны и весело играли. Но как-то я побежал спасть младшего из них, когда тот упал в колодец. Мы стали друзьями, но наша дружба не понравилась полковнику и он меня выгнал. В сердцах, я назвал его «старым чертом», за это я получил удары плетью. Но через дырку в заборе мы все равно поддерживали отношения. Зимой приехала мать, учила меня считать и писать. Дед заставлял мать найти мужа. Часто навещали нас братья Максимовы. Евгений Максимов и моя мама заключили брак. Я его не любил.

План пересказа

1. У Алеши Пешкова умирает отец. Они с матерью переезжают в Нижний Новгород.
2. Мальчик знакомится со своей многочисленной родней.
3. Нравы семьи Кашириных.
4. Алеша узнает историю Цыганка и всей душой привязывается к нему.
5. Один из вечеров в доме Кашириных.
6. Смерть Цыганка.
7. Знакомство мальчика с Хорошим Делом.
8. Пожар в красильной мастерской.
9. Смерть тети Натальи.
10. Семья разделяется. Алеша вместе с дедом и бабушкой переезжают в другой дом.
11. Дед обучает мальчика чтению.
12. Дед грубо обращается с бабушкой на глазах у Алеши.
13. Драки в семье Кашириных.
14. Алеша узнает, что дед и бабушка по-разному верят в Бога.

15. Мальчик тоскует из-за того, что у него нет друзей.
16. Переезд в новый дом. Дружба с Хорошим Делом.
17. Алеша заводит дружбу с дядей Петром.
18. Мальчик знакомится с соседскими ребятами.
19. Мать Алеши возвращается в семью своих родителей.
20. Сложные взаимоотношения деда и его дочери (матери Алеши).
21. Алеша идет в школу.
22. Тяжелая болезнь мальчика. Бабушка рассказывает ему об отце.
23. Мать Алеши снова выходит замуж и, уезжая, не берет сына с собой.
24. Мать с отчимом возвращаются, а потом (уже вместе с Алешей) переезжают в Сормово.
25. Непростые отношения матери и отчима.
26. Алеша, заступаясь за мать, нападает на отчима.
27. Мальчик снова живет у бабушки и деда. Они разделили имущество.
28. Алеша, жалея бабушку, начинает работать. Деньги он отдает ей.
29. Мальчик успешно сдает экзамен в третий класс.
30. Мать Алеши умирает. Дед отправляет внука в люди.

Пересказ
Глава I

Глава начинается с описания переживаний маленького героя-рассказчика, связанных со смертью отца. Он не может понять, почему так случилось. В памяти мальчика осталась церемония похорон отца, переезд из Астрахани в Нижний Новгород. Неизгладимо впечатление от первой встречи с дедом — Василием Кашириным - и многочисленной родней. Мальчик с любопытством рассматривал дом, двор, мастерскую (красильную) деда Каширина.

Глава II

Описание жизни мальчика-полусироты в доме деда. Рассказ о враждебных отношениях между дядьями из-за неразделенного наследства. Все это впрямую касается и его матери — Варвары Васильевны. Первые уроки грамоты Алеша получил от тетки Натальи, которая учила его молитве «Отче наш...»

По субботам дед порол провинившихся внуков. Первый раз Алеша увидел, как выпороли за раскаленный наперсток двоюродного брата Сашку. Мальчик гордится своей матерью, считает ее сильной.

Алеша тоже успел провиниться. По подсказке Яшки он стащил у бабушки белую скатерть, решив посмотреть, какой она будет, если ее выкрасить. Он опустил белую скатерть в чан с краской. За это и был наказан дедом. Сначала он выпорол Сашку, а потом Алешу. Алешу дед засек до потери сознания, и несколько дней он хворал, лежа в постели вверх спиною.

К нему приходила бабушка, потом заглянул и дед. Он долго сидел с Алешей, рассказывал ему о своей жизни. Так Алеша подружился с дедом. Он узнал, что раньше дед был бурлаком. К Алеше приходил Цыганок, рассказывал о своей жизни, учил мальчика быть хитрее.

Глава III

Алеша выздоровел и стал общаться с Цыганком. Цыганок в доме занимал особенное место. Дед к нему относился уважительно, дядья тоже не злословили, не «шутили» над ним. А вот мастеру Григорию они почти каждый вечер устраивали что-нибудь обидное и злое: то ручки ножниц нагреют на огне, то гвоздь воткнут в сиденье стула, то накрасят лицо фуксином... Бабушка всегда ругала сыновей за такие «шутки».

По вечерам бабушка рассказывала сказки или истории из своей жизни, тоже подобной сказке. От бабушки мальчик узнал, что Цыганок - подкидыш. Алеша поинтересовался, зачем детей подкидывают. Бабушка ответила: от бедности. У нее было бы восемнадцать детей, если бы все выжили. Бабушка посоветовала внуку любить Иванку (Цыганка). Алеша полюбил Цыганка и не переставал ему удивляться. Субботними вечерами, когда дед, выпоров провинившихся, отправлялся спать, Цыганок на кухне устраивал тараканьи бега; мышата под его команду стояли и ходили на задних лапах; показывал фокусы с картами.

По праздникам в доме деда работники устраивали пляски под гитару, слушали и сами пели народные песни.

Дружба Алеши с Иваном становилась все крепче. Цыганок рассказал мальчику, как один раз отправили его за провизией на базар. Дед дал пять целковых, а Иван, потратив четыре с половиной, привез продуктов на пятнадцать целковых. Бабушка очень сердилась на Цыганка за то, что он ворует на базаре.

Алеша просит Цыганка больше не воровать, а то его будут бить до смерти. Цыганок в ответ говорит, что он любит Алешу, а Кашириных никого не любит, кроме «бабани». Вскоре Цыганок погиб. Его придавило дубовым крестом, который должны были отнести на кладбище. Подробное описание похорон. В этой же главе автор вспоминает о первом общении с Хорошим Делом.

Глава IV

Бабушка молится за здоровье семьи, за счастье матери Алеши. Мальчику понравился бабушкин Бог. Он часто просит ее рассказать о нем. Бабушка в форме сказок рассказывает о Боге.

Однажды Алеша заметил, что у тети Натальи вспухшие губы, под глазами синяки, и спросил у бабушки, бьет ли ее дядя. Бабушка ответила: бьет, злой он, а она — кисель... Бабушка вспоминает, как ее в молодости бил муж (дед Каширин). Алеша думает о том, что часто бабушкины истории ему снятся. Однажды ночью, когда бабушка молилась перед образами, она вдруг заметила, что горит мастерская деда. Она разбудила всех, стали тушить пожар, спасать имущество. При тушении пожара активность и находчивость больше всех проявила бабушка. После пожара дед ее похвалил. Бабушка обожгла руки и очень страдала от боли. На следующий день умерла тетя Наталия.

Глава V

Дядья к весне разделились: Яков остался в городе, а Михаил уехал за реку. Дед купил себе большой дом на улице Полевой, с кабаком в нижнем каменном этаже. Весь дом был набит квартирантами, только на верхнем этаже дед оставил одну большую комнату себе и для гостей. Бабушка весь день хлопотала по дому: шила, стряпала, копалась в огороде и в саду, радуясь, что стали они жить мирно и тихо. Со всеми квартирантами бабушка жила дружно, к ней часто обращались за советом.

Алеша весь день вертелся рядом с Акулиной Ивановной в саду, на дворе, ходил к соседкам... Иногда приходила на короткое время мать и быстро исчезала. Бабушка рассказывала Алеше о своем детстве, о том, как жила с родителями, вспоминала добрым словом свою мать, как она научила ее плести кружева и другим делам по хозяйству; о том, как вышла замуж за деда.

Однажды дед достал откуда-то новенькую книжку и стал обучать Алешу грамоте. Мама с улыбкой наблюдала за тем, как внук перекрикивал деда, повторяя за ним названия букв. Грамота давалась мальчику легко. Вскоре он читал по складам Псалтырь. Прерывая по вечерам чтение, Алеша просил деда рассказать что-нибудь. И дед вспоминал интересные истории из своего детства, зрелого возраста и все поучал внука быть хитрым, а не простодушным. Нередко на эти беседы приходила бабушка, садилась тихо в уголок и слушала, иногда задавала вопросы и помогала вспоминать кое-какие детали. Уходя в прошлое, они забывали обо всем, с грустью вспоминая лучшие годы. Бабушка старалась успокоить деда, но когда она нагнулась к нему, он с размаху ударил ее кулаком в лицо. Бабушка обозвала деда дураком и стала полоскать рот, очищая его от крови. На вопрос Алеши, больно ли ей. Акулина Ивановна ответила: зубы целы... Объяснила, что дед злится, потому что ему трудно сейчас, его преследуют неудачи.

Глава VI

В один из вечеров в комнату, где Алеша с дедом и бабушкой пили чай, ворвался дядя Яков и рассказал, что Мишка буянит; напился и побил посуду, изорвал одежду и грозится отцу бороду выдернуть. Дед разозлился: они все хотят приданое Варвары «сцапать». Дед обвинил дядю Якова, что он специально напоил младшего брата и настроил против отца. Яков обиженно оправдывался. Бабушка шепнула Алеше, чтобы он взобрался наверх, и как только появится дядя Михайло, сказал ей об этом. Увидев дядю Михаила, мальчик сообщил, что дядя зашел в кабак. Наблюдая из окна, Алеша вспоминает рассказанные бабушкой сказки и ставит свою мать в центр этих былей и небылиц. То, что она не хочет жить в своей семье, возвышало ее в глазах мальчика.

Выйдя из кабака, дядя Михаил упал во дворе, очнувшись, он взял булыжник и закинул его в ворота. Бабушка начала молиться... Всего год прожили Каширины на улице Полевой, но приобрел этот дом шумную славу. Пацаны бегали по улице и часто кричали:

Опять у Кашириных дерутся!

Дядя Михаил часто по вечерам приходил пьяным к дому и устраивал дебоши. Автор детально описывает один из погромов, учиненных пьяным дядей Михаилом: он повредил деду руку, разбил двери, посуду в кабаке...

Глава VII

Алеша внезапно для себя делает открытие, понаблюдав за бабушкой и дедом. Он понимает, что у деда один Бог, а у бабушки - другой. Каждый из них молится и просит его о своем.

Автор вспоминает, как однажды бабушка поссорилась с кабатчицей. Кабатчица изругала ее, и Алеше захотелось ей отомстить за это. Когда кабатчица спустилась в погреб, мальчик закрыл над нею творила, запер их и сплясал на погребе танец мести. Забросив ключ на крышу, он убежал на кухню. Бабушка догадалась об этом не сразу, но потом отшлепала Алешу и послала его за ключом. Освободив кабатчицу, бабушка попросила внука не вмешиваться в дела взрослых.

Автор с юмором вспоминает, как молился дед и как он его поправлял, когда тот забывал слова из молитвы. За это дед ругал Алешу. Дед, рассказывая внуку о необозримой силе Божией, подчеркивал жестокость Бога: вот согрешили люди — и потоплены, еще согрешили — и сожжены, разрушены города их; вот Бог наказал людей голодом и мором, и «всегда он — меч над землею, бич грешникам». Мальчику трудно было поверить в жестокость Бога, он подозревал, что дед нарочно придумывает все это, чтобы внушить ему страх не перед богом, а перед ним. Дедов Бог вызывал у него страх и неприязнь: он не любит никого, следит за всеми строгим оком, ищет и видит в человеке дурное, злое, грешное. Он не верит человеку, всегда ждет покаяния и любит наказывать. Бог бабушки — милый друг всему живому. Алешу тревожил вопрос: как же это дед не видит доброго Бога? - Алешу не пускали играть на улицу, друзей у него не было. Мальчишки дразнили его, называя внуком Кошея Каширина. За это Алеша лез в драку и приходил домой в крови и в синяках.

Рассказчик вспоминает, как тяжело ему было смотреть на нищих и блаженных Григория Ивановича, распутную бабу Веронику и других. У каждого из них была трудная судьба, как узнал мальчик из рассказов бабушки.

Много интересного, забавного было в доме деда Каширина, но мальчика душила бесконечная тоска...

Глава VIII

Дед неожиданно продал дом кабатчику, купил другой. Новый дом был нарядней, милей прежнего. Все так же дед пускал квартирантов. Публика была разношерстная: здесь жили и военный из татар, и два ломовых извозчика, и нахлебник, которого бабушка прозвала Хорошее Дело.

Хорошее Дело весь день в своей комнате плавил свинец, паял какие-то медные штучки, на маленьких весах что-то взвешивал. Алеша наблюдал за ним, влезая на крышу сарая, через открытое окно. Никто в доме не любил Хорошее Дело. Однажды, набравшись смелости, Алеша подошел к двери комнаты и спросил его, что он делает. Квартирант не узнал Алешу. Мальчик был удивлен, ведь он по четыре раза в день сидел с ним за одним столом! Но все же просто ответил: «Здешний внук...» Мальчик долго наблюдал за действиями Хорошего Дела. Тот попросил Алешу больше к нему не приходить...

Мальчик вспоминает, как в дождливые вечера, когда дед уходил из дома, бабушка устраивала в кухне интереснейшие собрания, приглашая всех жильцов пить чай. Хорошее Дело с татарином играли в карты. Другие пили чай, наливку, а бабушка рассказывала разные истории. И вот когда однажды бабушка закончила свой рассказ, Хорошее Дело забеспокоился и сказал, что это надо записать. Бабушка разрешила ему записать, заявив, что знает еще много историй. В разговоре с бабушкой Хорошее Дело посетовал на то, что остался один, а бабушка посоветовала ему жениться. Алеша стал ходить к квартиранту, общаться с ним. Хорошее Дело посоветовал Алеше записывать все, что бабушка рассказывает, это пригодится. С тех пор Алеша подружился с Хорошим Делом. Он стал необходим мальчику и в дни горьких обид, и в часы радостей. Бабушка беспокоилась, что внук долго пропадал в комнате у Хорошего Дела. Однажды Алеша увидел, что Хорошее Дело собирает свои вещи. Дед попросил его освободить комнату. Вечером он уехал, а бабушка стала за ним мыть полы, чистить грязную комнату... Так закончилась дружба мальчика с первым человеком из бесконечного ряда чужих людей в родной своей стране — лучших ее людей.

Глава IX

Глава начинается с воспоминания о том, что после отъезда Хорошего Дела Алеша подружился с дядей Петром. Он был похож на деда — грамотен, начитан. Петр очень любил чистоту, порядок, часто рассказывал о том, как хотели его убить, стреляли и ранили в руку. В беседах с Алешей дядя Петр нередко говорил о своей жене Татьяне Лексеевне, о том, как много он за нее страдал.

Автор вспоминает, как по праздникам к ним в гости приходили братья - печальный и ленивый Саша Михайлов, аккуратный и всезнающий Саша Яковов. И вот однажды, бегая по крышам построек, Алеша по совету брата плюнул на лысину соседскому барину. Был великий шум и скандал. Дед выпорол Алешу за это баловство. Дядя Петр смеялся над Алешей, чем вызвал у него злость. Рассказчик вспоминает еще одну историю: он залез на дерево, поскольку хотел поймать птицу. Оттуда увидел, как один мальчик упал в колодец. Алеша и братишка того мальчика помогли бедняге выбраться. Так Алеша подружился с соседскими ребятами. Дед запретил общаться Алеше с мальчишками. Но несмотря на запреты Алеша продолжал дружбу с ними.

В будний день, когда Алеша с дедом убирали снег на дворе, вдруг подошел полицейский и стал о чем-то расспрашивать деда. Выяснилось, что во дворе нашли труп дяди Петра. Весь вечер до поздней ночи в доме Кашириных толпились И кричали чужие люди.

Глава X

Автор вспоминает, как он ловил снегирей в огороде Петровны и вдруг увидел, как на тройке лошадей мужик кого-то привез. Дед сказал, что приехала мать. С большой радостью встретилась мать с сыном. Алеша долго рассматривал ее — давно не видел. Бабушка стала жаловаться на внука, что тот своевольничает, не слушается. Дед стал ругать свою дочь за оставленного где-то ребенка. Бабушка за дочь вступалась, просила деда простить ей этот грех. Дед в ярости начал трясти Акулину Ивановну за плечи, кричать, что они помрут нищими. Алеша вступился за бабушку, а дед стал кричать и на него.

Вечером мать сказала, что Адеша очень похож на своего отца. Алеша вспоминает радость общения с матерью, ее ласку, тепло ее взгляда и слов. Мать учит Алешу «гражданской» грамоте: купила книжки, и Алеша заучивает стихи наизусть. Алеша рассказал матери, что выученные им стихи он помнит: слова идут в рифму, другие по памяти. Мать наблюдает за сыном. Он сам, оказывается, сочиняет стихи.

Уроки матери начали тяготить мальчика. Но больше всего волновало его то, что в доме деда матери жилось плохо. Дед что-то задумал против нее. Мать не слушала деда. Дед побил бабушку. Бабушка просит Алешу не рассказывать об этом матери. Чтобы как-то отомстить деду, Алеша изрезал все образа, перед которыми молился дед. За это дед его выпорол. Вскоре дед попросил всех постояльцев освободить квартиры. По праздникам он стал приглашать гостей, устраивал шумные гуляния, на которых пили чай с ромом.

Дед говорил матери Алеши, что мальчику нужен отец. Он хотел, чтобы Варвара вышла замуж за мастера Василия. Варвара отказалась.

Глава XI

Мать стала хозяйкой в доме. Дед сделался незаметным, тихим, не похожим на себя. Он читал таинственную книгу на чердаке. На вопрос Алеши, что это за книга, дед ответил, что этого ему не нужно знать.

Теперь мать жила в двух комнатах. К ней приходили гости. После святок мать отвела Алешу и Сашу, сына дяди Михаила, в школу. Алеше школа сразу не понравилась, брат же, напротив, был очень доволен в первые дни. Но потом он сбежал из школы, а дед, бабушка и мать Алеши долго искали его по городу. Наконец Сашу привезли домой. Мальчики всю ночь проговорили и решили, что учиться им надо.

Вдруг Алеша заболел оспой. Бабушка, сидя у кровати больного, вспоминала всякие истории. И рассказала, как ее дочь вышла против воли отца замуж за Максима Пешкова (отца Алеши), как дядья невзлюбили его, и они с Варварой уехали в Астрахань.

Мать стала редко появляться у кровати сына. А Алешу не увлекали уже рассказы бабушки. Он тревожился за мать. Алеше порой снилось, что отец его шел куда-то один, с палкой в руке, и мохнатая собака бежала за ним...

Глава XII

Оправившись от болезни, Алеша зашел в комнату матери. Здесь он увидел женщину в зеленом платье. Это была его другая бабушка. Алеша невзлюбил старушку и ее сына Женю. Он просил мать не выходить замуж. Но мать все-таки сделала по-своему. Свадьба была тихая: придя из церкви, невесело пили чай, потом мать ушла в комнату укладывать сундуки.

На следующее утро мать уехала. На прощание она попросила Алешу слушаться деда. Максимов, новый муж матери, укладывал вещи в повозке. С ними вместе уехала и зеленая старуха.

Алеша остался жить у деда с бабушкой. Мальчик любил в уединении читать книги. Его уже не занимали рассказы деда и бабушки. Осенью дед продал дом, снял две комнаты в подвале. Мать приехала вскоре: бледная, худая. С нею приехал и отчим. Из разговоров взрослых мальчик понял, что дом, где жила мать с отчимом, сгорел, и они приехали снова к деду. Через несколько месяцев они переехали в Сормово. Здесь Алеше все было чужое. Он не мог привыкнуть к жизни без бабушки и деда. На улицу его отпускали редко. Мать часто хлестала его ремнем. Как-то раз Алеша предупредил, что укусит ее, если она не перестанет его бить.

Отчим был строг с мальчиком, неразговорчив с матерью, часто ссорился с ней. Мать была беременна, и это злило его. Перед тем как матери родить, Алешу отвели к деду. Сюда же вскоре приехала бабушка с матерью и маленьким ребеночком.

Алеша пошел в школу. Он невзлюбил учителя и всячески ему пакостил. Учитель жаловался родителям, мать строго наказывала Алешу. Потом мать вновь отослала Алешу к деду. Он слышал, как она ругалась с отчимом, приревновав его. Отчим ударил мать. Алеша взял кухонный нож и ударил отчима в бок. Мать стала за это избивать сына. Отчим отнял мальчика из рук матери. Вечером, когда отчим ушел из дома, мать стала извиняться перед Алешей.

Глава XIII

Снова Алеша живет у деда Каширина. Дед, оказывается, разделил имущество с бабушкой. Собранные деньги он отдавал в рост новому своему приятелю, прозванному в слободке Хлыстом. В доме все строго делилось: один день обед готовила бабушка из провизии, купленной на ее деньги, на другой день провизию закупал дед. Дед стал считать сахар и чай... Алеше было и смешно и противно видеть все эти дедовы фокусы. Он сам начал зарабатывать деньги: собирал по дворам тряпки, бумагу, гвозди, кости и сдавал в утильсырье. Деньги отдавал бабушке. Потом с другими ребятами Алеша стал воровать дрова. По субботним вечерам мальчишки устраивали праздники. В школе Алешу дразнили ветошником.

Он успешно сдал экзамен в третий класс, получил в награду Евангелие, басни Крылова в переплете и еще книгу без переплета, а также похвальный лист. Дед очень обрадовался успехам внука. Бабушка заболела, а дед стал попрекать ее куском. Алеша сдал свои книжки лавочнику за пятьдесят копеек и принес деньги бабушке.

Во время каникул Алеша стал больше зарабатывать. Они с раннего утра уходили с мальчишками собирать тряпье по улицам. Но эта жизнь продолжалась недолго. Мать вернулась с маленьким сыном к деду. Она была тяжело больна. Алеша привязался к брату. Матери с каждым днем становилось хуже. Дед сам кормил Колю, усаживая на колени. Мать умерла в августе. Через несколько дней после похорон матери дед сказал внуку: «Ну, Лексей, ты — не медаль, на шее у меня тебе не место, а иди-ка ты в люди». И пошел Алексей в люди.