Кто правил во франции в 17 веке. Население Франции XVII века
В XVII веке во Франции продолжалось усиление королевской власти, и в отличие от Англии здесь полностью сложился абсолютизм. Генеральные штаты, орган сословного представительства, не созывались с 1614 г. Политику абсолютизма успешно проводил первый министр Людовика XIII кардинал Ришелье (1585-1642), подавлявший своеволие знати. Его преемник на этом посту, кардинал Мазарини, управлявший страной с 1643 по 1661 г. при малолетнем короле Людовике XIV, продолжал эту политику. В 1648-53 гг. городские парламенты и феодальная знать сделали попытку, опираясь на народные выступления против роста налогов и притеснений королевских властей, вернуть свое прежнее независимое от короля положение. Мазарини удалось подавить их оппозицию. Связанные с этим события получили название «фронда» или «игра в пращу», что в переносном смысле стало обозначать несерьезную оппозицию.
После смерти Мазарини Людовик XIV взял государственное управление в свои руки и не назначал первого министра. При нем королевская власть достигла наивысшего могущества. Предание приписывает ему слова: «Государство – это я». Городские парламенты утратили свои прежние законодательные функции и превратились в судебные учреждения. Непокорных гугенотов стали усиленно вытеснять из страны, особенно после отмены в 1685 г. Нантского эдикта, предоставлявшего им свободу вероисповедания. До 400 тысяч ремесленников, торговцев, крестьян, были вынуждены покинуть Францию, спасаясь от преследований. Французские гугеноты обосновались в Голландии, Англии, Бранденбурге, способствуя хозяйственному развитию этих стран.
Большую роль при Людовике XIV играл генеральный контролер финансов Кольбер. Он проводил в жизнь политику меркантилизма, направленную на то, чтобы золото и деньги не вывозились из страны. Для устранения конкуренции отечественному производству, устанавливались высокие пошлины на иностранные товары, ввозимые во Францию. С помощью денежных субсидий, беспроцентных ссуд, разного рода привилегий, Кольбер содействовал появлению и развитию во Франции мануфактур. При его поддержке возникли многочисленные королевские мануфактуры по производству гобеленов, дорогой мебели, зеркал и других предметов роскоши.
Кольбер способствовал развитию внешней торговли, созданию торгового флота, купеческих компаний для торговли в других частях света. При нем были основаны французские колонии Луизиана, Канада в Северной Америке, захвачены опорные пункты в Ост-Индии и на Мадагаскаре. Для успешного развития внутренней торговли была отменена часть налогов и пошлин.
Кольбер стремился навести порядок в управлении финансами и одним из первых государственных финансистов начал составлять на каждый год смету доходов и расходов, появилось такое понятие, как государственный бюджет. Ему удалось значительно увеличить доходы казны. Благодаря этому в первый период своего правления Людовик XIV был самым богатым монархом в Европе.
Пользуясь огромными средствами, которые поступали в казну благодаря финансовой политике Кольбера, Людовик XIV окружил себя необыкновенной роскошью. При нем феодальная аристократия превратилась в придворную знать. Король оставил за дворянством прежние права и привилегии, но подчинил его своей власти, привлекая к придворной жизни хорошо оплачиваемыми должностями, пенсиями, роскошью обстановки. В Версале, новой королевской резиденции, построенной при Людовике XIV, непрерывно шли балы, ставились балеты, оперы, устраивались концерты и другие развлечения. Версальскому двору стали подражать монархи других европейских государств.
Блеску двора Людовика XIV содействовали выдающиеся представители французской культуры XVII века. Король оказывал писателям, художникам и ученым свое покровительство, назначал им премии, пенсии. Политике абсолютизма как нельзя более соответствовали принципы классицизма, ставшего официальным художественным методом во Франции ХVII века, основой теории которого является учение о вечности, абсолютности идеала прекрасного. Из писателей той эпохи наиболее известными были драматурги Корнель (1606-84), Расин (1639-99), автор комедий Мольер (1622-99), баснописец Лафонтен (1628-1703). Выдающимся французским художником, представителем классицизма, был Никола Пуссен (1594-1665). Для картин, написанных в стиле классицизма характерна строго уравновешенная композиция, создающая чувство покоя и величия, а также колорит, построенный на сочетании сильных, насыщенных тонов, в основном, красного, синего и золотистого цвета. Герои драм Корнеля, Расина, так же как и персонажи картин Пуссена и других приверженцев классицизма, как правило люди сильных характеров, обладающие чувством долга перед обществом и государством.
Oгромные средства Людовик ХIV тратил на армию. При нём французская армия выросла до полумиллиона солдат и была лучшей в Европе по вооружению, обмундированию и обучению. Были созданы склады продовольственных запасов для армии, построены казармы, военные госпитали, появилась форма для каждого полка. Был основан корпус военных инженеров, открылось несколько артиллерийских училищ, положивших начало специальному военному образованию.
В период правления Людовика XIV Франция в общей сложности 30 лет находилась в состоянии войны. Начатая еще при Мазарини война с Испанией продолжалась почти четверть века и завершилась в 1659 г. присоединением к Франции пограничных областей Руссильон и Артуа. Новая война с Испанией велась в 1667-68 гг. Поводом к ней явилась неуплата испанским двором обещанного приданого принцессе, ставшей женой Людовика ХIV. По Аахенскому миру, завершившему эту войну, Франция присоединила к себе часть Фландрии. После этого Голландия, Испания и Австрия объединились против Франции, однако война с ними в 1672-78 гг. снова принесла победу Людовику ХIV, в результате чего он присоединил испанскую Франш-Конте и несколько городов на границе испанских Нидерландов. После этих успехов им была создана даже специальная «палата присоединений», по решению которой вскоре был аннексирован Страсбург. Франция полностью овладела Эльзасом.
К концу правления Людовика XIV границы Франции включали почти все земли, населенные французами в Западной Европе и королевская власть достигла вершины своего могущества. «Король-солнце» – так величали придворные льстецы Людовика XIV. Военные успехи Франции, ее притязания на господство в Западной Европе стали причиной создания против нее мощной коалиции Испании, Австрии и Голландии. К этой, так называемой, Аугсбургской лиге вскоре присоединилась Англия. Однако десятилетняя война этой коалиции с Францией не привела к существенным изменениям границ.
Людовик XIV закрепил во Франции систему бюрократической централизации, свойственную абсолютной монархии. Вся страна управлялась тридцатью интендантами, которых назначал король. В их ведении находились полиция и суд, набор войска и взыскание налогов, сельское хозяйство, промышленность, торговля, учебные заведения и религиозные дела. В провинциях сохранялось унаследованное от феодальной раздробленности разнообразие устарелых местных законов, привилегий, пошлин, нередко сдерживавших развитие экономической и политической жизни страны.
В начале ХVIII века Франция продолжала оставаться одним из наиболее могущественных государств Европы. Людовику XIV удалось расширить территорию страны, однако почти непрерывные войны истощали казну, приводили к росту государственного долга, увеличению налогов. Достигнув своего наивысшего развития в период правления Людовика XIV, Французская монархия начинает клониться к упадку.
Его преемник Людовик ХV (1715-1774) не обладал такими выдающимися способностями государственного деятеля, как Людовик XIV. Новый король вместо управления делами королевства больше всего времени проводил в придворных интригах, различных развлечениях со своими многочисленными фаворитками. Наиболее известными из них были мадам Дюбарри и мадам Помпадур. Они прочно вошли в историческую и художественную литературу, посвященную тому времени. Людовику ХV приписывают слова: «После нас хоть потоп». И действительно, он оставил своему преемнику значительно опустевшую казну и многочисленные долги.
В период его правления строгий придворный этикет сменился атмосферой легкомыслия, фривольности. Это отразилось и на развитии искусства. На смену классицизму приходит новое художественное направление – стиль «рококо». Его сторонники предпочитают приятное и удобное вместо величественного и монументального, как последователи классицизма. Происхождение термина «рококо» связывают с французским словом «рокайль», что означает «раковина». Предметы, сделанные в этом стиле, были, как правило, мелкие со сложным орнаментом, ассиметричные по форме, создававшей вычурное легкомысленное впечатление. Живопись рококо отличалась в основном любовными сюжетами, светлыми красками, прозрачными тонами. Залы, украшенные такими картинами, хрустальными люстрами, изящной мебелью представляли собой праздничное зрелище, соответствующее духу, который господствовал при дворе Людовика ХV.
Вместе с тем стиль рококо способствовал формированию принципов Просвещения, т. к. сквозь легкомысленное, казалось бы, бездумное отношение этого искусства к жизни, можно было увидеть интерес авторов к изображению сложных переживаний людей, их душевных волнений, размышлений о судьбе человека, о смысле жизни. Стиль рококо проник в другие страны. Французский язык, французские моды распространились в высшем обществе всех европейских государств. Франция превращается в законодательницу художественных нововведений, она становится во главе всей духовной жизни Европы.
Внешне он удался на славу. Единственной, но крайне существенной (а может быть, и решающей) для всех участников «помаркой» было то, что в одном из залов дворца король обнаружил портрет Луизы де Лавальер, своей возлюбленной. Слухи о том, что добрая Луиза, несмотря на искреннюю любовь к своему Луи, согрешила также и с тщеславным Фуке, живо восстали в раздраженном сознании повелителя
Через месяц Фуке арестуют, осудят; он закончит свои дни в крепости Пиньероль. Во-ле-Виконт конфискуют. Лучшее из обстановки замка, включая апельсиновые деревья в серебряных кадках (они до сих пор очень ценны и дороги на рынке флоры) король заберет для своего строящегося дворца. Туда же перекочует и команда гениев, создавших Во-ле-Виконт.
Им предстоит создать еще более прекрасный и грандиозный по размерам шедевр знаменитый дворцово-парковый ансамбль в Версале.
Кто вы, король Людовик?
Людовик Четырнадцатый любил повторять, что ему нравятся люди веселые и добродушные. Каким же был сам король, которого то называли великим и солнцем, то поверхностным и заурядным себялюбцем, то гуманным, то бездушным? Людовик прожил 77 лет, из которых был на троне 72 года. Находясь всю жизнь в центре внимания современников, мог ли он скрыть от них свое истинное лицо?
Вот и мы протестируем личность Людовика по нескольким показателям.
ИНТЕЛЛЕКТ. Людовик не получил почти никакого образования. Детство у него было довольно трудным, во всяком случае, скудным. Он рано лишился отца, а возможный отчим Мазарини был так скуп, что, по рассказам некоторых современников, ребенком Людовик спал на продранных простынях. Тогда вовсю бушевала Фронда, положение матери и регентши Анны Австрийской было шатким, короче, образованием Людовика никто не озаботил себя занять. Даже и в старости он не любил читать, используя для этого дар Расина, который не только с листа переводил ему римских авторов, но и облекал это с ходу в изысканный французский язык. Тем не менее, невежественный Людовик был человеком остроумным, от природы тонким, а главное, умело и успешно осуществлял политику гегемона Европы в течение нескольких десятилетий. Не имея образования, он был превосходно воспитан, не имея выучки, действовал умно и логично. Можно сказать, Людовик был практиком до мозга костей и человеком, который сам себя сделал. Впрочем, он владел и теорией вопроса, то есть имел непоколебимые убеждения по поводу своих прав как абсолютного монарха и по поводу божественного происхождения королевской власти. Даже религиозность его приобретала в связи с этим несколько гротескные черты. Так, узнав об одной проигранной битве, он меланхолично заметил: «Как видно, господь забыл все то хорошее, что я для него сделал!» Эти, уже несколько архаичные представления, и «помогли» ему совершить ряд политических ошибок в старости. Однако вряд ли умственно ограниченный человек способен на самокритику. Людовик умел раскритиковать себя, в юности он просил министров указать ему, если они обнаружат, что какая-либо дама его сердца начнет влиять на политику, и обещал, что расстанется с этой особой в тот же час, а умирая, сказал с глубокой грустью: «Я слишком любил войну
»
МУЖЕСТВЕННОСТЬ, СИЛА ВОЛИ. Говорят, что чувство, которое король внушал тем, кто впервые видел его, был страх. Высокий, величественный, немногословный, он сперва подавлял людей. Возможно, они чувствовали именно давление особой, «монструозной» физики этого человека. Людовик родился с двумя зубами во рту, так что больше месяца никакая кормилица у его колыбели не выдерживала. А после смерти короля-солнца обнаружилось, что желудок и кишечник у него в два раза больше обычных человеческих. (Отсюда и его зверский аппетит). От природы он был чрезвычайно вынослив, и пока придворные спасались от сквозняков Версаля, кутаясь в медвежьи шкуры, как маркиза де Рамбулье (Рамбуйе), он распахивал настежь окна в комнате, где находился. Людовик не понимал и не учитывал хворей окружающих, но свои переносил с огромным мужеством. Ему были удалены свищ, а также часть верхнечелюстной кости (отчего пища иногда лезла через ноздри наружу), но во время этих чудовищных из-за отсутствия анестезии операций король-солнце не только не «пикнул», но даже сохранил ровный пульс!.. А ведь операция по удалению свища продолжалась шесть часов, столько, сколько длилась казнь через колесование
ГУМАННОСТЬ. Говорят, король не желал и слышать о нищете и бедствиях народа. Думается, однако, это не из-за черствости, а из-за ощущения собственного бессилия изменить что-то в лучшую сторону. Был ли Людовик жесток? Вряд ли. Во всяком случае, это убедительно опровергает новая версия о том, кто же скрывался за «железной маской», выдвинутая французскими историками и приводимая в книге: С. Цветков. Узники Бастилии. М.. 2001. С. 180194. Оказывается, во-первых, маска была не железной, а из черного бархата. Во-вторых, очень убедительно доказывается, что самый загадочный узник короля-солнца не мог быть его братом или родственником. По новейшим исследованиям, им мог оказаться, скорее всего, граф Эрколе Антонио Маттеоли, министр Карла Четвертого, герцога Мантуанского. Он был свидетелем и участником политического конфуза Людовика Четырнадцатого, которому при посредничестве Маттеоли вечно нуждавшийся в деньгах герцог Мантуанский продал один из своих городов. Город считался ключом к Северной Италии. Маттеоли проболтался о сделке, Европа встала на уши, справедливо видя в действиях французов незаконную аннексию, а Людовику пришлось срочно сделать вид, что никакой сделки вовсе и не было. Маттеоли, однако, схватили и, вероятно, доставили во Францию, где ему предстояло десятилетиями носить на лице маску и умереть в Бастилии. Маску же он носил потому, что это был практиковавшийся в венецианских тюрьмах обычай (сделка произошла в Венеции), а также потому, в первую очередь, что в тюрьмах, где он был, находились узники итальянцы, которые хорошо знали Маттеоли, а ведь французский посол объявил и гибели графа во время дорожной катастрофы! Кроме того, маска должна была напоминать ему о его предательстве. В скором на расправу 20 веке все эти бархатные укоры совести кажутся детской шалостью. Но Людовик, вероятно, просто еще не дорос до кадровой политики мудрого Сталина, утверждавшего: «Нэт чэловэка нэт и проблэми!» Потому и «пррэдатэль» Маттеоли, даже находясь в застенке, питался из золотой и серебряной посуды
АРТИСТИЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ, ВКУС. Один из родственников иронически назвал Людовика «монархом сцены» (см.: Н. Митфорд), а великий министр финансов Кольбер писал о своем патроне, писал в отчаянии: «Знаете ли вы так же хорошо, как я, человека, с которым мы оба имеем дело? Знаете ли вы его пристрастие к эффектам, оплаченным любою ценой?» (цит. по: Ж. Ленотр, с. 68). Людовик и впрямь был наделен утонченным вкусом (который развил в нем страстный коллекционер Мазарини), тонким чувством языка, талантом танцовщика, почти до сорока лет король выступал в придворных балетах. Он не слишком любил театр, особенно в старости, потому что театральным действом была вся его жизнь, наполненная церемониями и интригами, и нескончаемым, слепящим блеском золота и бриллиантов. Страсть к великолепию, страсть играть роль монарха и сиять, подобно земному солнцу, была в Людовике так велика, что и в глубокой старости, за семь месяцев до смерти, он в последний раз вышел на сцену в роли монарха, когда дал аудиенцию персидскому послу зимой 1715 года. Бриллиантов на одеянии Людовика была такая пропасть, что он едва ноги передвигал. И перед кем же он так старался? Перед каким-то полуавантюристом, который сгинул в своей Персии (а может, еще и в России), ничего так и не сделав для интересов Франции
(См: Ж. Ленотр, с. 104110).
ОТНОШЕНИЕ К ЛЮДЯМ. В отношениях с людьми король был сама любезность. Говорят, за всю жизнь он только трижды вышел из себя, и из этих трех раз лишь однажды позволил себе ударить человека: лакея, который стащил бисквит со стола, однако нервы сдали уже у Людовика-старика и разгневался он, собственно, не на лакея, а на своих родственников. Людовик ценил таланты, но превыше всего он ценил себя и заметно ревновал к чужой славе. Вот почему своих по-настоящему талантливых родичей он постоянно держал в тени. Любимцем Людовика был ничтожный паяц герцог дю Мэн, его сын от маркизы де Монтеспан, остроумный, но пустой человек. Однако дю Мэн был хром, а к больному ребенку отец относится иначе, чем к здоровому, так что по-человечески здесь все очень даже понятно. Придворных он называл по титулу и фамилии, что придавало его обхождению налет официальности. Зато с простым народом Людовик церемонился меньше и держал себя порой почти запросто. С этим связан известный анекдот. Как-то король вошел в комнату и увидел человека, который залез на стремянку и отвинчивал от стены дорогие часы. Король вызвался подержать лестницу. Когда же человек ушел, выяснилось: Людовик помогал вору, которого он принял за придворного механика!.. Анекдот этот вполне правдоподобный, если учесть, что парки и парадные покои Версаля были открыты для посещения всех желающих круглые сутки. Когда во время французской революции женщины Парижа пошли на Версаль, гвардейцы попытались затворить ворота парка, но тщетно: за сто с лишним лет петли всегда открытых ворот проржавели намертво
О других нюансах отношений короля с людьми мы скажем чуть позже.
А пока вынесем свой ВЕРДИКТ:
Людовик Четырнадцатый не был ни тираном, ни деспотом. Он был, прежде всего, талантливым эгоцентриком с хорошо развитым чувством долга, которое, впрочем, воспринимал как фанфарный глас королевской судьбы.
О т нежного сердца герцогини де Лавальер к « черным мессам » маркизы де Монтеспан
И все же образ короля-солнца в трудах историков двоится и зыбится. Время неумолимо загоняет его под те своды нашей памяти, где исторические лица блуждают, подобно смутным теням героев мифов. Даже сведения об его внешности выглядят противоречиво. Во всяком случае, в книге: А.Г. Сергеев. Светские и духовные властители Европы за 2000 лет. М., 2003, утверждается, что Людовик «имел рост всего 1.59 м и поэтому ввел в мужскую моду туфли на высоком каблуке. Кроме того, имея от рождения огромную шишку на голове, он всегда носил высокие шапки» (с. 481). Вполне естественно, что король хотел и умел выглядеть выше окружавших его людей, отчего многим мемуаристам он и казался отменно высоким. Но, если указанный рост соответствует реалу, то брат короля Филипп Орлеанский (о котором дружно пишут, что он был почти в два раза ниже Людовика) до метра значительно не дотягивал, даже с кепкой!.. Однако карликом Филипп все ж таки не считался.
Столь же противоречивы и сведения о событиях личной жизни великого короля. Бесспорным остается лишь то, что он, как и большинство Бурбонов, отличался повышенным либидо. На женщин Людовик начал заглядываться еще ребенком, а мужчиной стал в 15 лет в объятьях сорокалетней придворной дамы. Мужскую силу король сохранил до старости, его вторая жена набожная де Ментенон жаловалась духовнику, что вынуждена заниматься «этим делом» с Людовиком каждый день! Королю было тогда около семидесяти лет
У Людовика была масса мимолетных увлечений и больше десятка незаконных детей. При этом король почитал своим долгом дважды в месяц разделять постель с нелюбимой (но страстно любившей его) королевой.
Историки делят его царствование на три периода, по фамилиям трех его главных фавориток: период Лавальер (1661примерно 1675), Монтеспан (1675примерно 1683) и Ментенон (16831715). Мы пишем «примерно», поскольку король любил держать при себе как только что вошедшую в фавор, так и уже почти отставленную любовницу. Бедная королева была вынуждена все это терпеть. Например, как-то на войну Людовик отправился сразу с женой, а также с Лавальер и Монтеспан, причем все три женщины не только сидели в одной карете (и толпа сбегалась посмотреть на «трех королев Франции»!..), но и в походном королевском шатре из шести комнат каждая имела свою отдельную спальню
Историки дружно приводят формулу одной мемуаристки, которая написала, что Лавальер любила Людовика как человека, Монтеспан как короля, а Ментенон как мужа. Есть и другой вариант этой формулы: Лавальер любила его как любовница. Монтеспан как госпожа, а Ментенон как гувернантка.
В этой главке мы расскажем о первых двух.
Луиза де Лавальер имя этой чистой душой, бескорыстной дамы осеняет молодость короля. Она не была слишком красива: рябовата и немного хромала. Она не шла ни в какое сравнение с блистательными красавицами, эта скромная провинциальная дворяночка, фрейлина Генриетты Английской (Генриетта была дочерью Карла Первого Английского и женой Филиппа Орлеанского). Генриетта сама влюбилась в Людовика, но он предпочел ей милую Лавальер, которая страстно, нежно и беспомощно смотрела на него из толпы придворных.
Так «красиво» Людовик никого не любил, ни до, ни после. Рассказывают, что однажды гроза застала их под открытым небом. Влюбленные укрылись под деревом, и король два часа прикрывал Лавальер от дождя своей шляпой. Они поклялись не затягивать никакую ссору между собой до следующего дня. И когда король однажды ее «затянул», Луиза бежала в монастырь. Монарх бросился в погоню. Нечего говорить, что ссора завершилась бурным, неистовым примирением.
Лавальер подарила Людовику четырех детей, из которых двое дожили до зрелых лет. Однажды Луиза рожала в муках. Всем казалось, что она умирает. «Верните ее мне и возьмите все, что у меня есть!» вскричал Людовик сквозь слезы.
Сперва любовники скрывали свои отношения от королевы-матери и королевы-жены. На следующий день после родов Лавальер уже устремлялась на бал, чтобы их величества ничего не узнали о рождении ребенка от короля. Но обе «испанки», обе «их христианнейшие величества», всё очень скоро поняли. «Эта женщина любовница короля!» сказала по-испански Мария-Терезия своей фрейлине, когда Лавальер проходила мимо. А Анна Австрийская стала читать сыну мораль. «Когда нас утомит любовь, когда мы пресытимся ею и состаримся, тогда и мы в свой черед ударимся в ханжество и пустимся в нравоучения», парировал Людовик (цит. по: 100 великих любовниц. М., 2004. С. 294). Он почти напророчил. «Почти» потому что без секса так и не смог до последнего обойтись
А бедная Лавальер страдала, угрызения совести терзали ее, ведь связь с королем (женатым человеком) была очень большим грехом.
Терзал ее и ветреный «сир». Существует красивая легенда, будто Версаль он задумал как памятник своей любви к Лавальер. Но король все же так широко не мыслил: Версаль с самого начала задумывался как памятник лично ему, королю-солнцу. Когда в 1667 году Лавальер был дарован герцогский титул, придворные увидели в этом знак охлаждения Людовика. Он задаривал любовницу, словно чувствуя свою вину перед ней. Она его любила, а он ее уже нет. Сердцем короля овладела другая женщина Франсуаза-Атенаис, маркиза де Монтеспан.
Французская журналистика с первых своих шагов качественно отличалась как от немецкой, так и от английской периодики своей содержательностью. Один из историков печати 19 - начала 20 века Людвиг Саламон сравнивает французскую печать с «вечно колеблющейся поверхностью моря», отмечая её большую «подвижность». Он пишет, что французская печать значительно превосходит английскую изяществом, остроумием, темпераментом и неподражаемым искусством ежедневно набрасывать пеструю, хотя и не всегда верную, картину мировой жизни в данный момент. Благодаря этим свойствам национального гения французская печать быстрее и легче немецкой и английской прошла первые ступени своего развития. Уже первый французский листок шел дальше простого сообщения известий и старался возбудить в обществе сочувствие к определенным идеям.
Периодические издания появились во Франции несколько позже, чем в Германии или Италии, но ежедневная жизнь интересовала ещё первых французских хроникеров. Элементы журналистики присутствовали и в «Газете парижского буржуа» (1409 – 1444 гг.), и в «Скандальной хронике» Жана де Труайе (1461 – 1483 гг.), и в «Газете парижского буржуа» времен Франциска – 1 (1515 – 1536 гг.).
Изобретение печатного станка Гутенбергом не осталось незамеченным во Франции. С 1470 года ректор Сорбонны Гийом Фише и приор Жан Эйниен были увлечены идеей создания типографии при университете. Первая продукция французского печатного станка появилась в 1475 году. Печатались поначалу, как и везде, книги.
Чаще всего печатались хроники:
1 – хроники придворной жизни. Они были посвящены описанию военных походов, заключению брачных союзов, похоронам и крестинам и т.п.
2 – бюллетени дипломатических отношений. Это, прежде всего, послания и тексты договоров, например, договор между Людовиком – 11 и Максимилианом Австрийским;
3 – хроники религиозного содержания.
Неповторимым национальным явлением французской журналистики были canard. Canard можно назвать французским журналистским фольклором Поначалу они не были самостоятельной формой публикации. В период с 1515 по 1529 годы бесчисленное количество их появлялось в «Газете парижского буржуа». В большом количестве они были напечатаны во «Французском Меркурии». Canard как самостоятельная форма публикаций, получившая широкое распространение в 16 – 17 веках, представляли собой брошюры форматом 80 на 125мм.
Помимо canard существовали и другие формы ранней периодики. Это прежде всего религиозные издания. Они получили очень большое распространение во Франции 16 – 17 столетий.
Альманахи и календари, во множестве производимые французскими типографиями, уже несли в себе элемент четкой периодичности. Существенное влияние на развитие французской периодики оказали бельгийские и голландские издатели. Газета Верховена, а так же «Галло-бельгийский Меркурий», издававшийся во Франкфурте, послужил примером для издания в 1611 году «Французского Меркурия». В первом номере этого ежегодника рассказывалось о событиях во Франции и за её пределами, начиная с 1605 года. Начал издавать «Французский Меркурий» Жан Ришар, продолжили его дело Этьен Ришар и Сливье Варен.
Кардинал Ришелье – первый государственный деятель Франции, осознавший необходимость идеологического воздействия на общественное мнение. Придя к власти, тоесть став министром Франции, кардинал Ришелье сделал ежегодник одним из своих орудий. Однако малотиражный «Меркурий», выходивший в свет один раз в год, не соответствовал политическим задачам Ришелье. Кардинал искал возможность систематического воздействия на общественное мнение, а для этого необходимо было периодическое издание иного типа.
1631 - «La Gazette» Т. Ренодо - политическая официальная газета.
«Газетт» оставалась лидером французской прессы долгие годы. Появившиеся в первой половине 18 столетия провинциальные газеты не могли с ней соперничать. Даже первой французской ежедневной газете «Журналь де Пари», возникшей в 1777 году, это было трудно сделать. Только Великая французская революция, поднявшая печать на качественно новый уровень, давшая огромный толчок развитию журналистики, смогла создать прессу более совершенную, чем, в частности, «Газетт».
Журналистика стала зеркалом Великой французской революции, в ней отразились все её течения и противоречия. Но 1789 год не только вызвал к жизни огромное количество новых газет (только в Париже их насчитывалось свыше 150), но сделал их орудием борьбы. Именно в период буржуазных революций идеологическая функция журналистики подавила её информативное и коммерческое начало, определив дальнейшую судьбу средств массовой информации как особой области идеологии. Эпоха буржуазных революций породила такое уникальное явление как «персональный журнализм».
Пожалуй, самой яркой личностью, общепризнанным лидером, «отцом народа» был депутат от третьего сословия, потомственный аристократ Оноре-Габриэль де Мирабо. (оратор, публицист). Вступив на арену политической деятельности в Париже в 1789 году, Мирабо стал издавать газету «Journal des Etats generaux» («Газета Генеральных штатов»), которая вскоре была запрещена королевским министром Неккером. Но неукротимый трибун возобновил издание под другим названием: «Письма к моим избирателям». Газета Мирабо была одним из первых революционных изданий. Памфлет «Опыт о деспотизме»
Жан-Поль Марат. (защищал интересы народа, разоблачал власть).
Франсуа Бабёф. книга под названием «Записки для земельных собственников и собственников сеньорий». основал газету «Пикардийский корреспондент». Выступает с критикой лидеров революции, нападает на постановления правительства.
Газета Эбера “Папаша Дюшен” была одним из самых известных периодических изданий демократического прессы периода Великой французской революции. Она появилась в Париже в 1791 г. и сразу же привлекла к себе большое внимание.
1793г – происх якобинский переворот, рез-том чего стал разгром жирондистских газет. В ответ жирондисты пытаются уничтожить радикальные газеты, напр., «Папаша Дюшен», однако г-та продолжает существовать. После смерти Марата приобрет. еще больше влияния.
Когда Н. ст-ся Перв.консулом в 1800 г, он изд. особ. консульск.указ о запрещении боль-ва полит.г-т. так он нач. выстраив. авторитарн. сис-му печати по вертикальному принципу. Вверху - офиц.орган прав-ва – Париж. г-та «Монитёр». Ей сопутсв.г-ты, к-рые нах-ся в русле политики, провозгл. в «Монитёре». Все ост.полит.г-ты д. б. печатать полит. ин-ю только путем перепечатывания из «Монитёра».
«Государственным деятелям достаточно было объехать французскую деревню, чтобы оценить относительное благополучие и довольно плотную населенность».
Пьер Губер
«В XVII веке каждый месяц оборачивался драмой и борьбой для каждого: для восставшего крестьянина или «босоногого» бродяги 1636—1639 годов, для неутомимых тружеников Сюлли, Ришелье, Кольбера, Венсенна де Поля, Мольера или Боссюэ»
Юбер Мотивье.
Данные о численности населения Французского королевства в XVII веке очень и очень противоречивы. Историки до сих пор не могут сойтись в едином мнении. Одни исследователи, причем более ранние, говорят о том, что в 1643 году население Французского королевства насчитывало около 18 миллионов человек, другие утверждают, что 20 миллионов насчитывалось к концу Фронды. Причем согласно последним следованиям, в начале XVII столетия это число было больше. Примерно на 3—4 миллиона.
Если говорить о причинах прироста населения, то не стоит отдавать все лавры естественному детородному процессу. Одним из самых важных факторов демографического роста в то время являлось присоединение завоеванных территорий вместе с их жителями, которые тут же становились подданными Его Величества христианнейшего короля. Только за семь лет между 1643 и 1650 годами к Французскому королевству были присоединены Артуа и Руссильон. Вот какие параллели приводит Франсуа Блюш, говоря о начале XVII века: «Население Франции было в два-три раза больше чем в Испании или Англии, в десять раз - чем в Голландии. И кстати, если в 1608 году во Франции было 20 000 000 жителей, то в России - всего 9 500 000».
Большая часть населения королевства -- около 80 процентов -- состояла из крестьян, горожан среднего достатка и бедноты. В оставшиеся 20 процентов входили дворянство, духовенство и крупная буржуазия.
Французское общество XVII столетия, впрочем, как и в предыдущие века, делилось на сословия. Два первых были привилегированными -- духовенство и дворянство. К третьему формально относились все остальные слои населения: банкиры, фабриканты, рантье, городские цеховые ремесленники, сельские арендаторы и крестьяне, а также наемные рабочие, беднота и нищие.
В описываемое время переход из третьего сословия во второе стал более возможен, чем раньше. В связи с этим именно тогда и родились понятия «дворянство шпаги» (аристократы, ведущие свои родословные со времен Крестовых походов, а то и раньше) и «дворянство мантии» (получившие дворянское звание совсем недавно: как правило, это влиятельные финансисты и парламентарии). Именно в царствование Людовика XIV последние почувствовали себя полноправными хозяевами жизни, прибрав к своим рукам финансы и государственные посты и отодвинув на вторые роли потомков первых рыцарей. В 90-е годы XVII века Лабрюйер справедливо заметил, что «нужда в деньгах примирила дворян с разбогатевшими выскочками, и с тех пор старинная знать уже не может похвастать чистотой крови». Так, два самых могущественных чиновничьих клана, служивших Королю-Солнце, - Кольберы и Летелье - типичные представители «дворянства мантии», хорошо зарекомендовали себя на королевской службе. А вместе с монаршей милостью к ним пришло и расположение аристократической знати, которая с радушием и скрипом на зубах предоставила им своих невест и женихов.
В своей книге о Ришелье современный французский историк Франсуа Блюш обращает наше внимание на то, что в XVI — начале XVII века существовал еще один довольно легкий способ приставить к своей фамилии заветную приставку «де» или «дю». Прежде стоило доказать, что ты обладаешь феодом и затем два года не платить налоги, которые налагают на мещан за приобретение земельных участков. А если отроки из этих семей на протяжении двух поколений шли на почетную военную службу, то такие семьи весьма редко причислялись к простолюдинам. Успешную формулу прохождения в дворянское сословие того времени очень хорошо проиллюстрировал Дюма-отец: имея лошадь, широкополую шляпу и шпагу, стоит с горделивым видом въехать на постоялый двор, хозяин которого уважительно обратится к вам: «Монсеньор»… Затем Париж, служба в королевских войсках, подвиги и двор. Благодаря этому способу в описываемый период второе сословие королевства пополнилось как никогда. Однако уже в январе 1634 года Положение о податях очень усложнило жизнь таким лжедворянам. А окончательно разобраться с путаницей удалось лишь в царствование Людовика XIV. «Большое расследование» Кольбера (1667—1674) упорядочило состав второго сословия, которое было призвано составлять окружение Короля-Солнца.
Духовенство тоже не было единым. К высшему относились епископы, каноники и аббаты. Как правило, оно пополнялось за счет дворян. Низшее состояло из пасторов и викариев, в нем оказывались выходцы из горожан и крестьян.
Главным источником доходов всех сословий была земля. Еще в 1513 году флорентийский политолог Никколо Макиавелли писал, что во Франции «простолюдину едва хватает средств на выплату оброка, пусть и мизерного… Господа тратят полученные от своих подданных деньги разве что на одежду, в остальном не расходуют ни флорина. Ведь и скот, и домашняя птица у них всегда в изобилии, а озера и леса полны разнообразной дичи. Оттого деньги текут сеньорам рекой, и состояние их возрастает безгранично. Простой же человек мнит себя богатым, разжившись хотя бы флорином». Свою аграрную специфику французское государство сохранило вплоть до Великой революции.
Крестьянам, как пишет П. Губер, за свою жизнь приходилось решать две большие хозяйственные проблемы; во-первых, как мы уже сказали, жить и платить разнообразные налоги; во-вторых, по возможности - «обеспечить материально» хотя бы одного из выживших детей.
Французские крестьяне «золотым веком» называют годы правления доброго короля Генриха IV. В 1598 году министр Сюлли провозгласил поля и пастбища «душой Франции»: тогда король, сознавая необходимость иметь в стране что-то, облагаемое налогом для выплаты своих долгов, решил дать сельскому населению возможность «перевести дух». А со смертью Генриха IV все вернулось на круги своя.К тому же его знаменитый лозунг про фаршированную курицу на крестьянском столе по субботам.
Рост запросов регентши Марии Медичи, огромные траты государственных средств на ее фаворитов, строительство новой парижской резиденции, принесли крестьянству непосильную тяжесть налогов, которые взимались с большим размахом. Людовик XIII и Ришелье продолжили налоговую политику королевы-матери и, как пишет Филипп Эрланже, подвергли население страны настоящей муке, чтобы поставить Францию во главе Западной Европы. Войны и весомые дипломатические расходы вели к ежегодному повышению налогов. По данным Екатерины Глаголевой, королевский налог за тридцать лет (с 1610 по 1640 годы) утроился. В целом на налоги уходило от 12 до 40 процентов доходов крестьян. Почти каждый год в провинциях вспыхивали восстания. Ришелье приказал своим представителям - интендантам - безжалостно подавлять мятежи. Людям ломали кости, вешали, сажали в тюрьмы, конфисковывали их имущество… Не смотря на это, крестьяне так и не покорились своей участи.
Как отмечает немецкий историк Альберт Кремер, последние годы правления Людовика XIII ознаменовались рядом крупных крестьянских восстаний. Новые налоги были необходимы для финансирования войны с Габсбургами, в которую Франция вступила в 1635 году. После беспорядков 20-х годов и войны в Ла-Рошели правительство испытывало чрезвычайную потребность в финансах. Кровопролитные выступления охватили, как эпидемия, ряд городов вдоль Гаронны. В течение года поднялись несколько департаментов. Эпицентр восстаний переместился в Перигее, где десятки тысяч крестьян, руководимых провинциальными обедневшими дворянами, которые так же были ярыми противниками политике "красного сфинкса", были разбиты королевскими войсками. На поле брани осталось свыше тысячи убитых. В 1639 году огонь восстания охватил Нормандию. «Босоногие» перерезали глотки сборщикам налогов. «Армия страдания», как они себя называли, насчитывала около четырех тысяч человек. В ноябре того года восстание было подавлено. Пленные мятежники попали к палачам. В кровопролитном подавлении крестьянского выступления в Нормандии участвовал и Этьен Паскаль, отец знаменитого ученого. Как раз тогда он был назначен интендантом и "докладчиком Его Величества в Нормандии для взымания налогов". Одновременно беспорядки были в Руане и в других городах.
Да и зима этого года выдалась на редкость суровой, в сельских районах разразился страшный голод. Кстати, именно под впечатлением голода 1639 года Шарль Перро, который тогда был еще ребенком, потом написал свою знаменитую сказку «Мальчик с пальчик», в которой родители-крестьяне захотели избавиться от своих семерых детей, которых они попросту не могли их прокормить.
В 1640 году, на заре правления Людовика XIV Франция была сильной страной, одержавшей много побед, но большинству ее граждан была ведома лишь бездна нищеты. Вот что писал Гастон Орлеанский своему царственному брату: «Менее трети твоих подданных в провинциях едят нормальный хлеб, другая треть не только вынуждена нищенствовать, но прозябать в такой прискорбной нужде, что некоторые буквально умирают с голода: остальные же едят мозги и кровь, которые вылавливают из панов на бойнях». Плохие урожаи в начале регентства Анны Австрийской вызвали новую волну бунтов (в некоторых провинциях они не утихали в течение двух лет) в Нормандии, Анжу, Пуату, Гиене, Лангедоке, Руэрге, Провансе, Дофине…
Помимо дворян и их многочисленных слуг, крестьяне также «кормили» буржуазию и церковнослужителей. Каким бы ни был урожай, обильным или скудным, от него немедленно отнималась тринадцатая часть в пользу Церкви. Причем она всегда брала натурой.
Такой портрет француза первой половины XVII века дает нам Эрланже: «Француз 1600—1660 годов разочаровал бы нас своим маленьким ростом, но поразил бы ранним развитием, физической и психологической выносливостью, любовью к сражениям, непомерным аппетитом и неколебимыми убеждениями. Если бы мы проследили его жизнь от рождения до смерти, то немало удивились бы».
Примечания:
Аугсбургская лига - тайный оборонительный союз, заключенный 9 июля 1686 г. в Аугсбурге Испанией, Голландией, Швейцарией, германским императором, Швецией, Баварией, Пфальцем и Саксонией с целью противостояния агрессивной политике французского короля Людовика XIV. В 1689 г. к Лиге присоединилась Англия. Война между Лигой и Францией (1688-1698) закончилась подписанием Рисвикского мира, по которому Людовику XIV пришлось отказаться от ряда приобретений и признать Вильгельма III Оранского английским королем.
** Российская и мировая история в таблицах. Автор-составитель Ф.М. Лурье. СПб, 1995. Хронология российской истории.
Далее читайте:
Исторические лица Франции (биографический справочник).
Литература:
Арзаканян М. Ц. История Франции / М.Ц. Арзаканян, А.В. Ревякин, П.Ю. Уваров. – М.: Дрофа, 2005. - 474 с.
Виллар Ж. Формирование французской нации (Х – начало ХIХ в) / Ж. Виллар, К. Виллар. – М.: Иностранная литература, 1957. – 335 с.
Ле Руа Ладюри Э. Королевская Франция: (1460-1610) от Людовика XI до Генриха IV / Эмманюэль Ле Руа Ладюри. - М.: Междунар. отношения, 2004. - 412 с.
Люблинская А. Д. Франция в начале VII века (1610 – 1620 гг) / А. Д. Люблинская. – СПБ.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1959. – 294 с.
Очерки социально-экономической и политической истории Англии и Франции XIII – XVII вв. / Под ред. В. Ф. Семёнова. – М.: Моск. гос. пед. ин-т им. Ленина, 1960. – 235 с.
Плешкова С. Л. Французская монархия и церковь (XV – середина XVI в.) / С. Л. Плешкова. – М.: Изд-во МГУ, 1992. – 171 с.
Поло де Болье М. Средневековая Франция / Мари-Анн Поло де Болье. – М.: Вече, 2006. - 382 с.
Уваров П. Ю. Франция XVI века / П. Ю. Уваров. - М.: Наука, 2004. - 510 с.
Черкасов П. П. Судьба империи: Очерк колониальной экспансии Франции в XVI – XX вв. / П. П. Черкасов. – М.: Наука, 1983. – 184 с.
Шишкин В. В. Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVII веках / В.В. Шишкин. - СПб.: Евразия, 2004. - 285 с.
Калашникова В. В. Франция / В. В. Калашникова. - (В помощь преподавателям и студентам) //Образование в регионах России и СНГ. - 2006.- N 2.- С. 66-76 .
Клулас И. Повседневная жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения: [Пер. с фр.] / И. Клулас; [Науч. ред. и вступ. ст. А. П. Левандовского]. - М. : Мол. гвардия: Палимпсест, 2001. – 357 с.
Элиас Н. Придворное общество: исслед. по социологии короля и придвор. аристократии, с Введ.: Социология и история / Норберт Элиас; пер. с нем. А.П. Кухтенкова [и др.]. - М. : Языки слав. культуры: Кошелев, 2002. - 366 с.
