Отношения татьяны егоровой и андрея миронова. Андрей Миронов: «Нельзя быть вечно скомпрометированным!»

"Андрей Миронов бил свою любовницу, но любил ее больше всех" - тираж газеты с этим заголовком разлетелся мгновенно. У Миронова? Любовница? Мы знали об официальных женах, Екатерине Градовой и Ларисе Голубкиной, но имени Татьяны Егоровой публика никогда не слышала. Потом вышла ее книга "Андрей Миронов и я", которую раскупали с той же быстротой, что и газету...

Интервью

«Андрей Миронов бил свою любовницу, но любил ее больше всех» - тираж газеты с этим заголовком разлетелся мгновенно. У Миронова? Любовница? Мы знали об официальных женах, Екатерине Градовой и Ларисе Голубкиной, но имени Татьяны Егоровой публика никогда не слышала. Потом вышла ее книга «Андрей Миронов и я», которую раскупали с той же быстротой, что и газету. В книге было написано, что Андрей Миронов был вовсе не таким легким и обаятельным, каким мы всегда его считали. Что он не только обожал свою мать, но и панически боялся ее. Что он всю жизнь любил одну женщину - Татьяну Егорову. Шокировали не только неожиданные сведения о Миронове. В книге много прозвищ - Чек, Пепита, Шармер, Галоша… На странице 441 расшифровка: Чек - Валентин Плучек, Шармер - Александр Ширвиндт… Потом приписка - все эти сведения неверны. Но по телевизору и в газетах до сих пор выступают актеры и актрисы, упомянутые в этой книге. Неупомянутые тоже выступают. Их отзывы в основном нелицеприятны, что вызывает еще больший интерес к книге Егоровой. К воспоминаниям, ставшим бестселлером.

-- Татьяна Николаевна, почему вы написали эту книгу именно сейчас?
-- На самом деле я решила написать ее давно. Я веду дневники, у меня их очень много. И я как-то написала в дневнике: «Таня! - это я к себе так обращаюсь - ну что ты делаешь! Занимаешься в деревне какими-то досками, гвоздями, красишь что-то! Чем твоя голова занята? Тебе же надо роман писать, о жизни твоей!» Я очень много записывала, когда Андрей был жив, а особенно - за Марией Владимировной. Так, как она говорила, никто не говорит, и просто так повторить на память ее обороты, выражения я бы не смогла. Она знала, что я записываю.
-- Ей это нравилось?
-- Сперва она была немножко настороже, но поскольку в ней присутствовало такое детское тщеславие, которого она не скрывала, то потом она даже стала мне немножко подыгрывать. Что-то скажет - и смотрит на меня: записываю я или нет.
-- А вам сложно было к ней идти, ведь сначала у вас были не самые лучшие отношения?
-- Сначала они были не самые лучшие, а потом, когда Андрея не стало, она сама меня позвала.
-- Помягчала?
-- Нет. Она не помягчала, это нельзя так назвать. Просто Бог через страдания дает прозрение. И она звонила мне каждый день: «Таня, когда вы придете? Почему вы не приходите? А что вы делаете?» Нас объединила любовь к Андрею. У нас с нею много тайн, которые никогда никто не узнает. К ней ведь так просто нельзя было прийти. Она выбирала людей. А потом я осталась рядом одна, как на кресте. Характер у нее был аховый. Аховый! И я поняла, как сложно жилось Андрею. Живем мы с ней на даче, и я ненадолго уезжаю к подруге в город. Восемнадцать раз она звонит моей подруге, разговаривает с мужем, с ребенком, спрашивает, куда я пошла, во сколько приду… Возвращаюсь на дачу, позвонить не смогла, дождь проливной идет! Смотрю, веранда открыта, сидит сосредоточенная Мария Владимировна, рядом милиционер. Я спрашиваю: «Что случилось?» А она: «Я вас разыскиваю! Видите, милиционер уже здесь!»
-- Татьяна Николаевна, а вы ее за все простили?
-- А вы знаете, здесь такого слова даже не нужно говорить. Я очень любила ее.
-- И никогда не думали о том, что она вас многого лишила? Я не хочу ее обидеть, но ведь так и было.
-- Было раза два у меня такое внутреннее, моральное восстание. Может, погода была плохая, может быть, она меня обидела, она умела это делать классически - нажать на больное место. Она знала, где у каждого больные точки. Но я научилась этого не замечать. И я очень ее любила. Для меня мать Андрея то же самое, что Андрей. И я просто прожила с ней другую часть своей жизни.
-- А они были похожи?
-- Меня однажды спросила Кузьма Федор Иванна - так Мария Владимировна называла всех, кто ей по дому помогал, - уходя после очередной встряски: «Танечка, а в кого был Андрюша?» - с таким ужасом, с надеждой, что не в маму… Я говорю: «Характером в отца. А поведением в мать». Это очень точное определение.

-- Ваша любовь с Мироновым взяла бы такую высокую ноту, если бы вы сразу поженились?
-- После того как Андрей ушел от нас, мне многие говорили, что он никогда бы не умер, если бы был со мной. Но… я бы не потянула их обоих с Марией Владимировной. А они были неразлучны. Я могла быть только с одним из них.
Бог дал ему и мне часть жизни, скрытую от чужих глаз, чтобы для нас это было утешением. Потому что в конце жизни он говорил: «Мне жизнь не удалась». Представляете? Вначале он набирал высоту, как истребитель, у него все получалось, он был счастлив, он был влюблен, и взаимно, и все было прекрасно, и это давало ему силы работать. Были «Бриллиантовая рука», и «Достояние республики», и в театре - «Доходное место», «Фигаро»… Я всегда провожала его на съемки, даже если он уезжал на три дня. Стою как-то на вокзале, поезд уже отправляется, и вдруг Андрей меня - раз! - хватает и в тамбур. «Поедешь со мной!» Экспромт этот был им, конечно, подготовлен. И я - без ничего, только сумочка и платье - еду. Молодые были. Ночью, после спектакля, после репетиции, едем на Воробьевы горы, там спящая баржа, он будит капитана. Мы едем по всей Москве-реке, мы веселимся, мы счастливы по-настоящему. Это еще не маска. Это еще не прикрытие внутреннего горя. Потом наступит момент, когда Андрей начнет мучиться, вступит в другой брак… Однажды на концерте ему прислали апельсин. И записку: «Андрюша, съешьте апельсин. Вы очень плохо выглядите». И конец жизни - он болен, измучен театром и отношениями в театре, хочет быть режиссером, ставить спектакли - а главный режиссер делает все, чтобы его извести, ставит палки в колеса. Андрей очень страдает и говорит почти каждый день: «В этой стране, чтобы жить, надо умереть». Все эти вечеринки, безумные компании были попыткой спасения от внутренней тревоги. Все время что-то сигнализировало о том, что все очень плохо, очень плохо, все время терзал вопрос - «Зачем я живу?». Он очень любил зрителей. И его по-настоящему любили только зрители. Взаимная любовь была.
-- А вам писали письма те зрители, которые прочли вашу книгу?
-- Мне очень много пишут, звонят по телефону, из Америки, из Австралии, из Германии и из России. Говорят: «Спасибо вам за Андрея! Раньше мы даже не знали его». Мне позвонил Женя из Екатеринбурга и рассказал, что когда он смотрел фильмы с Андреем, у него все время было ощущение, что там есть какая-то неправда. «А теперь прочитал вашу книгу - все сходится!» Они поняли эту тревогу - тревогу, которая скрывалась вот этими улыбками, кино, весельем, девчушками, цветками… Люба Стриженова, актриса МХАТа, сказала мне: «Таня, я его полюбила! Я его уважала как артиста, а сейчас полюбила как родного человека».
-- Существовал Миронов-миф, а вы написали про Миронова-человека. Его как человека мало кто знал?
-- Он не пошел бы всем про себя рассказывать, тем более что был очень скрытным человеком. Каждый человек держит что-то в себе, особенно актер. Андрею не хотелось, чтобы в его жизнь входили, он был очень закрыт, хотя внутри происходила буря.
-- Вы говорите, что о книге отзываются хорошо. А те, кто был весьма неласково там упомянут под разнообразными прозвищами, они как-то откликнулись?
-- Ну как откликнулись… Ширвиндт по телевизору сказал, что это книга Моники Левински. Занервничал… Я-то сама не видела, мне передали. Но он вышел из своего образа - видимо, разволновался очень.
-- Вообще для него нервничать нехарактерно.
-- Нехарактерно. А характерно для него было бы сказать: «Все страницы, написанные обо мне, учу наизусть» - вот это в его стиле. А тут у него слабинка пошла, яд пошел. Где-то в каких-то газетах они пишут что-то - да Бог с ними!
-- Вы на такие интервью и статьи не реагируете?
-- Нисколько. Я и газет не читаю, не выписываю, - кто-нибудь скажет, что вышло, а я не читаю.
-- Но когда вы писали книгу, вы разве не думали, что этим людям будет неприятно, что у них дети, Плучеку девяносто лет, у него внуки…
-- У него нет внуков! К нему давным-давно вошел сын и сказал: «Здравствуй, папа». Они не виделись лет двадцать. А Плучек сказал: «Закройте дверь с другой стороны». Это не чин - девяносто лет. Этот человек совершил столько преступлений! Во время Нюрнбергского процесса разве учитывали возраст? Вот и я не учитываю!
-- Я имела в виду не возраст. Но вот родственники Татьяны Васильевой прочтут, как вы ее Галошей назвали…
-- А что делать? Она много в своей жизни сделала страшных ошибок, я еще не все написала. Что же, я теперь должна писать не так, как есть, чтобы им обидно не было?
-- Любите давать злые прозвища?
-- Я в первый раз с этим столкнулась и в первый раз написала большую книгу. У меня двадцать пять лет литературного стажа, а большая книга - первая. Я вообще эти прозвища раскрывать не хотела. Так получилось.
-- Ну да, в конце книги есть страница, все эти прозвища раскрыты, а потом приписочка, что информация на этой странице недействительна. Это вы так решили сделать или издательство?
-- Я писала только текст.
-- Так это исключительно воля издательства? Хитро, хитро сделано.
-- Слушайте, ну что говорить об этом? Это неинтересно.
-- Это как раз очень интересно. Мы на работе, например, много об этом спорили.
-- И название книге не я дала. У меня было много других названий, я просто сейчас не хочу их вспоминать, чтобы не путать читателей. Но это название не мое, и эта, четыреста сорок первая, страница тоже не моя.
-- Но вы как-то спорили с издателями?
-- Да, и кое-что предприняла. Чтобы как-то себя оградить.
-- Не получилось?
-- Ну, я не могу с ними спорить. Потому что их двое, а я одна.

-- А вы были готовы, что кто-нибудь, кто упомянут в книге - обидно упомянут, - возьмет и подаст на вас в суд?
-- Да, я была к этому готова.
-- А за что?
-- Как за что? За клевету. Спартак Мишулин может, к примеру, сказать, что он никогда… Перед Плучеком не стоял на коленях? Да постоянно стоял. А теперь Плучека ненавидит.
-- В Театре Сатиры такие тяжелые отношения?
-- Знаете, Марк Анатольевич Захаров назвал эту книгу энциклопедией театральной жизни. Но я не думаю, что такое происходит во всех театрах. Каков поп, таков и приход. Здесь очень многое зависит от попа. То есть от главного режиссера. Какой, скажите мне, уважающий себя режиссер ХХ века - Товстоногов, Мейерхольд, Немирович-Данченко - позволил бы себе столько лет занимать это место в Театре Сатиры, когда тысячи молодых людей не знают, как себя проявить. Ты уже должен уйти давно! Возьми себе пять человек, пусть они к тебе приходят и учатся, если тебе, конечно, есть чему их научить. А так сидеть - это ведь патология. Пишут: «Как так можно, ему девяносто лет…» Откуда я знаю, сколько ему лет! Я не слежу за ним! А сейчас все то же самое, о чем я писала, в театре происходит. «Ах, ах, у него были просто маленькие увлечения…» Он растлевал людей! Его под суд надо отдать, а не юбилеи устраивать!
-- А Захаров звал вас к себе в театр? У вас же были хорошие отношения.
-- Да, у нас были очень хорошие отношения. Я ему очень благодарна. Самые счастливые годы моей жизни в театре, когда он там работал.
-- Так что же, вы были слишком горды, чтобы попросить его взять себя в Ленком?
-- Нет, я просила. Но он не брал. Посчитал, что это не нужно. Но он Андрея не взял, не то что меня.
-- А вам без театра было сложно, уже после того, как вы ушли из Сатиры?
-- Нет. Как-то я была в Троице-Сергиевой лавре, и один священник, узнав, что я актриса, сказал: «Лучше ворота открывать и закрывать, чем работать в театре». И я сейчас это хорошо понимаю. В прошлом году было десять лет, как я ушла из театра. Я отмечала.
-- А были ли обижены на вас люди, с которыми у вас были описанные в книге романы? Допустим, Эдвард Радзинский.
-- После ее выхода он со мной еще не разговаривал. До этого мы часто говорили по телефону, он рассказывал, чем занимается, где выступает. Но я думаю, что обиды здесь не будет, он умный человек, зачем ему обижаться. Он ведь с меня списал пьесу «Я стою у ресторана…», ходил и записывал каждое слово. А почему я не могу о нем рассказать? Это пинг-понг!
-- А как отреагировала на книгу Маша Миронова?
-- Я не знаю. Она мне не звонила. Я ей тоже.
-- Вы сейчас не общаетесь? Я из книги сделала вывод, что вы дружите.
-- У нас с ней были очень хорошие отношения. Я ее в сердце держу. И Андрюшу маленького, конечно.
-- То есть вы будете огорчены, если узнаете, что она обиделась?
-- Наверное, не буду.
-- А как вы относитесь к претензиям на Андрея Миронова? Екатерина Градова говорила, что причиной их развода была некая деталь, которой именно она не смогла простить. Лариса Голубкина говорила, что он любил только ее. Алена Яковлева говорила, что если бы не его смерть, они бы непременно поженились.
-- Леночка Яковлева - милая девочка, но все, что она говорит, просто икебана. Про Градову в моей книге написана вся правда - он не любил ее, он женился назло. Это не брак. Брак освящает любовь, а не женщина-олигофрен в загсе. Как Градова себя вела? Приезжает театр на гастроли. Все начинают говорить: «Ну что, Градова-то деньги уже потеряла или нет пока?» Проходит три дня, и Градова начинает: «Ах, я потеряла деньги! Нам с Машей не на что жить!» Андрей вынужден был давать им крупные суммы, даже когда они уже развелись. А книга Голубкиной, которая вышла… Она, по-моему, еще хуже, чем я, написала. Там она утверждает, что Маша Голубкина его дочь, что я сейчас сторожу дачу, что Андрей мне разбил нос… Они первые начали это писать - про драки, про нос. Так что возмущаться нечем в моей книге. Там ничего нового нет. Кроме каких-то деталей, которые знала лично я.
Я, знаете, что скажу? Я никого не хочу обидеть. Я написала всю правду. Всем сестрам досталось по серьгам. Кате досталась дочь, Ларисе, человеку безумного тщеславия, достались приемы, встречи со знаменитыми людьми, а мне - любовь.
-- А вы, когда писали свою книгу, вы предполагали, что поднимется такая волна, что вы станете известной?
-- Я, когда писала, вообще ничего не соображала. Выходила на улицу, гуляла час, потом возвращалась и снова писала. Это было как тюремное заключение. Но я знала, что пишу бестселлер. Я не собираюсь ложно скромничать. Но что получится потом, я не знала. Есть такое выражение в Библии: «Коня подготовляют к битве, а победа от Господа».
-- Ладно, я вам тогда тоже процитирую: «Не судите, да не судимы будете».
-- А я никого не осуждаю. Это не осуждение, это констатация факта. Я ведь и о себе там достаточно нелицеприятно сужу. Интересно оказалось, что некоторые люди, о которых я писала хорошо, с любовью, не все поняли. Например, я написала об Ольге Аросевой - я ее очень люблю, у нас хорошие отношения, - а она взъерепенилась. Оказывается, люди думают о себе совсем иначе, чем выглядят со стороны. Брат Андрея, Белинский Саша, вообще чуть с ума не сошел. А что я такого написала? Что он ходил в шапке «бывший кролик», в старых ботинках - так все так ходили! Что тут плохого? Все к себе относятся как китайским вазам.

-- А я хочу спросить о другом брате Андрея, Кирилле Ласкари. Вот вы вроде как вышли за него замуж…
-- Но мы не расписались. Там этого не написано. Все быстро кончилось, мгновенно. Его мама написала мне письмо: «Оставьте моего сына в покое». Я оставила, все быстро сошло на нет, превратилось в шутку. Мы ездили с Андреем к нему в Ленинград, после смерти Андрея мы собирались у Саши Белинского, встречались с ним, с его женой… До выхода этой книги было все прекрасно.
-- А сейчас?
-- Мне рассказывали, что Саша Белинский выступал по телевизору в передаче «Мой брат Андрей Миронов». Он сказал, что я многое преувеличила. Ну, тут каждый может по-своему думать. В 96-м году мы ездили в Ленинград на открытие Театра имени Андрея Миронова, приехало очень много актеров из Москвы, все плакали. Это был пронзительный, щемящий вечер. А потом мы приехали в «Асторию», и я спрашиваю: «Мария Владимировна, а где же Кирилл? Саша Белинский? Где они?» Она молчит. Я говорю: «Они, наверное, завидуют?» Она отвечает: «Нет, Татьяна Николаевна! Они не завидуют! Они в бешенстве!» И после этой передачи я хотела позвонить Саше, а мне сказали: «Не звони. Они в бешенстве!» А моя подруга, Антурия-Максакова, мне сказала: «Мужчины злятся, потому что у них возникает чувство, что их никто так никогда не любил».
-- Вы сейчас перестали писать пьесы?
-- Да, потому что взялась за роман.
С последней пьесой была интересная история, связанная с Марией Владимировной. Пьеса называется «Прекрасная дама». Белый, Блок и Менделеева. Серебряный век, такие отношения… Время прекрасное, страшное, жуткое. И как раз остановилась я на том месте, когда Любовь Дмитриевна Менделеева, в романе с Белым, одевается во все белое - белая горностаевая шапка, белые перчатки. Они разъезжают на санях по белому снегу и разглядывают в Эрмитаже танагрские статуэтки. Звоню Марии Владимировне. А она мне как-то рассказывала: «Князь Юсупов выехал за границу и увез с собой в двух карманах две танагрские статуэтки. И был обеспечен там всю оставшуюся жизнь». Спрашиваю: «Так что же это такое - танагрские статуэтки? Мне для пьесы нужно». Она: «Перезвоните, мне некогда!» А я знаю, что ей не некогда, что она пошла рыться в энциклопедии. Через тридцать минут она звонит, рассказывает: «Это Малайзия, Биотия. Двадцать сантиметров… Есть нераскрашенные». Читает. Но ведь это же чудо! Человеку восемьдесят семь лет, такой любознательный! Я не могла на нее налюбоваться!
-- Вы дописали эту сцену?
-- Да. Но через несколько дней Мария Владимировна умерла, и я два месяца спала. А потом на меня просто с неба упал издатель. Заключили договор. Я получила свой аванс в триста долларов, вышла на улицу и думаю: пятьсот страниц, я же столько не напишу! Надо идти и возвращать аванс! Какой ужас! А потом говорю себе: это же моя мечта, я именно этого и хотела всю жизнь. И ничего - глаза страшат, а руки ворошат.
-- Будете еще что-нибудь писать?
-- Буду. Но что, не скажу - пусть будут в напряжении.
-- Вы сейчас себя спокойной чувствуете? Уверенной в себе?
-- А я всегда в себе уверена. Это мне дано от природы. И ничего не боюсь. Я в пятилетнем возрасте прыгала на лыжах с трамплина на Воробьевых горах. А сейчас у меня внутри есть такое чувство: «Ты сам свой высший суд». Вот в двадцать лет я такую книгу не могла бы написать, в тридцать тоже не могла. А сейчас написала, и мне нужно отдохнуть. Я веду камерный образ жизни, я не тусовщица, почти нигде не бываю, разве что очень редко, с друзьями. В деревне, в своем имении, я часто бываю одна, когда никого нет, только волки бродят с зайцами, - вот это самая моя жизнь. Колоть дрова…
-- Вы сами колете дрова?
-- Я сама колю дрова - отменно. Бензопила, электрорубанок, баня - я все это сама сделала, у меня прекрасный дом, с мансардой, красоты несусветной. И вот хожу, плету венки, ношу на голове…
-- А по книге кажется, что вы человек очень общительный.
-- Общительный. Я когда занялась книгой, то пошла на курсы астрологии, чтобы с ума не сойти. Я Козерог, а стеллиум планет у меня в Близнецах. Козерог серьезный, а Близнецы - это воздух, легкость. Я как раньше день рождения отмечала? Все приходят ко мне, курят, пьют, веселятся, а потом я говорю: «Так, все. Я хочу спать, все одеваемся и уходим. До свидания». Как натоскуюсь, иду, общаюсь. А потом опять одиночество нужно, вот так у меня все идет, волнами.
-- Вам много раз предлагали руку и сердце?
-- Очень. Правда.
-- Вы что, не считали?
-- Нет, не считала. Постоянно предлагали и предлагают. Я нравлюсь мужчинам. Я даже не считаю, что это какой-то мой плюс, просто я такая родилась. У меня веселый характер, это привлекает мужчин. Бывает, что и поплачу или загрущу, но стараюсь, чтобы в такие моменты меня никто не видел. Не знаю, легче ли мне одной, потому что вдвоем не пробовала. Я много лет живу одна.
-- Может, попробовать?
-- Да поздно уже. Хотя поживем - увидим. Как Андрей распорядится.
-- Он вам часто снится?
-- Да. Он мне что-то разрешает, куда-то пускает, куда-то нет. Устраивает мне какие-то встречи с разными людьми. Он ведет меня по жизни. Поэтому что он скажет мне, так и будет.

«Неужели актеру Х. или актрисе У. столько лет? Быть этого не может!» - говорим мы часто не без доли лести. В то, что Андрею Миронову 8 марта исполнилось бы 65, действительно трудно поверить. Он остался на экранах, на фотографиях и в сердцах укоризненным напоминанием о победительной молодости, не желающей стареть, о празднике жизни, не прекращающемся никогда. Через год исполнится 20 лет со дня смерти Миронова, он все дальше и дальше от нас. И все яснее и яснее становится то, что было и так ясно, - такого артиста, как Миронов, у нас нет. И в мире, пожалуй, тоже. Есть лучше. Есть иные. Такого - нет. И будет ли?

Андрей Миронов , конечно, вряд ли мог предположить, что 20 лет спустя после ухода в мир иной он предстанет для грядущих поколений в двух ипостасях. Во-первых, символом беззаботного, непрекращающегося праздника, этаким артистом-куплетистом, никогда не унывающим. Во-вторых - объектом непрекращающихся пересудов на тему, сколько женщин у него было, у скольких женщин был он, от каких дам у него дети и его ли это дети. Напрасно все-таки Татьяна Егорова выпустила своей книгой «Андрей Миронов и я» джинна из бутылки и спровоцировала эти бабские сплетни вокруг артиста. У кого только он, оказывается, не был в любовниках и воздыхателях. Если верить молве и мемуарам, список весьма обширен и разнообразен: Наталья Фатеева, Анастасия Вертинская, Татьяна Егорова, Елена Проклова, Татьяна Васильева, Вера Васильева, Нина Корниенко, Алена Яковлева, Светлана Светличная, балерина Рябинкина, вроде бы - балерина Плисецкая, даже - о Боже! - Нона Мордюкова (совсем народ от сплетен умом тронулся). И это не считая того, что был официально женат на радистке Кэт (Е. Градовой) и корнете Азарове (Л. Голубкиной).

Где здесь правда? Где вымысел? Да какая, в сущности, разница. Может быть, хватит удовлетворять свое ненасытное любопытство? Может быть, пора перестать лепить образ дамского угодника, маменького сынка, ревнивца, неврастеника, бившего некоторых своих дам по мордам? Все равно это уйдет, сегодня или завтра, и останется ни на кого не похожий, беззащитный и обольстительный одновременно Андрей Миронов, получившийся из Андрюши Менакера (фамилию Менакер носил его деликатный и музыкальный папа). Солнечный актер, любимый даже в отрицательных ролях. Дима Семицветов из «Берегись автомобиля» - это же с ума можно сойти! Как он позирует возле своей персональной машины, как отплясывает шейк, как бежит по улице навстречу заревевшей автомобильной сигнализации. Даже с банальным насосом на даче в шортах - и то так стильно, что дальше некуда.

Гена Козодоев из «Бриллиантовой руки» и вовсе стал легендарной ролью. Режиссер Леонид Гайдай сомневался, отдавать ли эту роль молодому Миронову, оставлять ли в фильме песню об «Острове Невезения». Вставной, дескать, номер. Да ведь вся замечательная комедия, может быть, не стоит одного этого улетного номера, улетного еще и потому, что все время кажется: при каком-нибудь сотом просмотре «Руки» Миронов во время танца все-таки перебросит свою ногу за борт «Михаила Светлова» и улетит в безбрежные морские просторы.

В год выхода «Бриллиантовой руки» на экраны страны, на исходе 60-х, он сыграет в Московском театре Сатиры Фигаро, героя искрометной комедии Бомарше . Режиссер Валентин Плучек знал, на кого делать ставку. В этом спектакле немало актерских компромиссов, но Миронов бесспорен, причем как в комедийных, так и в серьезных эпизодах. Не хочется снова вспоминать, что в 1987 г. именно на этом спектакле он потерял сознание и начал уходить от нас. Днем играл в Риге в теннис, был странно красен, в антракте разговаривал с дочерью Машей. Все это обмусолено тысячу раз. Не хочу об этом. Не хочу о том, что руководство театра не отпустило коллектив на похороны, заставив продолжать играть спектакли в Риге. Не хочу о том, что завистники шептались за кулисами, что Миронов стал играть Фигаро хуже, тяжелее, да и вообще давно уже не тот. Даже если бы он сыграл когда-нибудь из рук вон плохо (трудно себе такое представить), им бы все равно ничего не обломилось - он был несравненен. И в этой роли, и во многих других.

Как любили его поклонники и поклонницы за все эти «Соломенные шляпки», «Небесные ласточки», за все эти водевили и мюзиклы, в которых он был царь и бог! Ему достаточно было одного поворота головы, одной интонации, одного взгляда, чтобы пронзить насквозь сердца благодарных зрителей. Он путешествовал с друзьями по реке, прихватив с собой собачку. Он путешествовал с итальянцами по России. Он назначал свидание у амбара, он был чертовски привлекателен, он, казалось, был как тот победительный воробышек, который бабочек «шмяк-шмяк-шмяк-шмяк». Хотя на самом деле его всю жизнь шпыняли эти самые бабочки и строгая мама Мария Владимировна, а он терпеливо пытался соответствовать репутации дамского угодника, водил БМВ, курил «Мальборо» (это в те-то дефицитные годы!) и стремился доказать всем, что живет не просто красиво, а очень красиво.

Ему мучительно завидовали, его тихо ненавидели коллеги за то, что все лучшие роли доставались ему, за то, что он везде - на сцене, в кино, на ТВ, в режиссуре и на концертах, на студии звукозаписи, еще и в мультфильмах кота Леопольда успевает озвучивать. И везде успех, и везде востребован, и публика носит на руках, не устает. Ему не могли этого простить, а он не мог просить себе стойкой репутации легкого актера. Ему хотелось быть актером-трибуном, актером-гражданином, как Высоцкий или молодой Табаков (Миронов не хотел понимать, что людям куда нужнее те оптимизм и жизнелюбие, которые он всегда источал). Ему хотелось играть Гамлета и Сирано де Бержерака (ему обещали, но он не сыграл ни того, ни другого).

Зато в театре ему удалось сыграть и странно честного Жадова в «Доходном месте», и страстного Чацкого в «Горе от ума», и заморыша Хлестакова в «Ревизоре», и выцветшего Мэкхита из «Трехгрошовой оперы», и чеховского Лопахина.

Не все принимали его серьезные роли в фильмах Ильи Авербаха, Алексея Германа и Юрия Озерова. Наверное, смешно, что в молодости Миронов играл одного из классиков марксизма-ленинизма - Фридриха Энгельса. Как он выглядел в роли друга и спонсора Карла Маркса ? С бородой. Примерно так, как в комедии «Три плюс два».

Многие не приняли, как он сыграл Остапа Бендера в «12 стульях» Марка Захарова. Мол, слишком холоден, слишком много поет и танцует. Но глядя на сегодняшних выморочных Остапов, понимаешь, что до Миронова им - как до звезд, вернее, как до настоящей звезды.

В последней своей звездной кинороли - мистера Феста из «Человека с бульвара Капуцинов» - он уже не был похож на себя самого. Какая-то странная печать отрешенности лежала на лице этого мистера. Тот, кто всегда внимательно наблюдал за Мироновым, понимал: что-то должно случиться.

Андрей Александрович Миронов умер в 46 лет, в 1987 году. С его уходом рухнул Московский театр Сатиры, не поднявшийся до сих пор. Вскоре после его ухода рухнула огромная страна под названием СССР, страна, милостиво позволявшая себе терпеть безобидного жулика Гену Козодоева в переливающемся костюмчике. Пришли другие времена, другие Козодоевы, пришли другие Мироновы. Но тот, прежний человечек по-прежнему смешно и безмятежно пляшет на палубе теплохода «Михаил Светлов», вернее, на экранах наших телевизоров. Мы бы и рады задержать на нем взгляд, но переключаемся на другие каналы - политика, выборы, кровь, пожары и землетрясения, наводнения, взрывы, убийства, грязь и массовое подглядывание в замочные скважины. На человека по имени Андрей Миронов нет времени, времени нет. Цигель-цигель, ай-лю-лю потом. Когда-нибудь потом, но обязательно.

СЕРГЕЙ ПАЛЬЧИКОВСКИЙ
Первая крымская N 115, 10 МАРТА/16 МАРТА 2006

Издание шестое, исправленное и дополненное

Дизайн переплета Юрия Щербакова

Фотопортрет Андрея Миронова на обложке: Валерий Плотников / Russian Look

Фотографии, использованные в оформлении книги, предоставлены автором из семейного архива

© Т. Н. Егорова, 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо». 2015

В ГЛАВНЫХ РОЛЯХ

АНДРЕЙ МИРОНОВ

ТАТЬЯНА ЕГОРОВА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Акробатка – Нина Корниенко

Антурия – Людмила Максакова

Балерина – Майя Плисецкая

Бодя – Владимир Долинский

Ворон – Михаил Воронцов

Галоша – Татьяна Васильева

Директор – Александр Левинский

Драматург – Эдвард Радзинский

Жора – Георгий Мартиросян

Жорик – Георгий Менглет

Зеленоглазая Зина – Зинаида Плучек

Инженю – Наталья Защипина

Клара – Маргарита Микаэлян

Корнишон – Михаил Державин

Магистр – Марк Захаров

Певунья – Лариса Голубкина

Пепита – Наталья Селезнева

Пудель – Павел Пашков, муж Лили Шараповой

Русалка – Екатерина Градова

Сатирики – Аркадий Арканов и Григорий Горин

Синеглазка – Наталья Фатеева

Спартачок – Спартак Мишулин

Стукачка – Регина Быкова

Субтильная – Лиля Шарапова

Сценарист – Александр Шлепянов

Травести – Броня Захарова

Толич – Анатолий Папанов

Ушка – Владимир Ушаков, муж Веры Васильевой

Цыпочка – Вера Васильева

Чек – Валентин Плучек

Червяк – Александр Червинский

Шармёр – Александр Ширвиндт

Энгельс – Игорь Кваша

Часть 1. Перо Жар-птицы

Мария Миронова:

– Таня, что это я у вас на карандаше? Почему вы все за мной записываете?

– Перлы, перлы записываю, чтобы не забыть, а то все улетучивается!

– А зачем вам это?

– Произведение буду писать.

– О чем?

– О жизни.

– А что вы там напишете?

– Правду!

– Тогда уж пишите обо всех!

Глава 1. Репетиция любви

«Егорова, Егорова… Татьяна Егорова… приготовьтесь – ваш выход… Татьяна Егорова… ваш выход… на сцену с Андреем Мироновым. Не опоздайте», – произнесла Судьба голосом помощника режиссера Елизаветы Абрамовны Забелиной по трансляции. Я не вздрогнула. Динамик висел наверху в углу гримерной. Посмотрела на него и загадочно улыбнулась. В последний раз оценив себя в зеркале, резко встала, вышла из гримерной и смело пошла по коридору в сторону сцены.

Это произошло на гастролях в Риге 5 июля 1966 года в спектакле «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Андрей Миронов играл Холдена Колфилда, а меня, неделю назад покинувшую стены Щукинского театрального училища, за два часа до начала действия – в театре случилось ЧП – ввел своей талантливой рукой режиссер Шатрин. В роль Салли Хейс.

Коридор, по которому я шла, был длинный и темный. Текст я знаю назубок, выгляжу прелестно, глаза блестят, и мне очень идет «американское» пальто с капюшоном, отороченным пышным белым песцом. И белые перчатки, и ноги, и каблуки…

Подошла тихо к кулисе и встала как вкопанная. На освещенной сцене – Холден-Андрей… совсем рядом.

– Алло, Салли Хейс, пожалуйста… Это ты, Салли? Как живешь? Ты не могла бы сейчас повидаться со мной? – умолял меня со сцены Холден Колфилд и Андрей Миронов. Именно меня, а не Салли Хейс. Салли была уже ни при чем.

За два часа до спектакля, на репетиции, мы впервые познакомились. Репетировали нашу сцену. Обстановка деловая – мой срочный ввод, обязательное знание текста, траектория роли, атмосфера, состояние, действие. Артисты, играющие в этом спектакле, репетировали год, а я должна была все усвоить за два часа. Режиссер Шатрин был неожиданно ласков и в мягкой и игривой манере ввинтил в меня суть моей роли. Как положено по сцене в спектакле, мы сидим на скамейке с Андреем – он уже в десятый раз проговаривает свой текст, я – свой.

– До начала спектакля час. Думаю, все пройдет хорошо, – сказал Шатрин, давая понять, что репетиция окончена. Посмотрел на нас.

Мы сидим и не двигаемся, прижавшись друг к другу.

– До вечера! – опять откуда-то донесся его голос. А мы сидим на скамейке, прижавшись друг к другу, и не двигаемся.

– Ну, пока… – сказал режиссер, уходя.

Вдруг повернулся – мы сидим на скамейке, прижавшись друг к другу, и не двигаемся! Смотрим на него в четыре глаза. Он на нас в два и внезапно весь озарился улыбкой. По его лицу мы прочли все, что не осознали еще сами. Смутившись, встали, деловито поблагодарили друг друга, простились до вечера, до свидания на сцене. И разошлись.

Я все еще стою в кулисе. Внезапно на подмостках погас свет. Начались перестановки для следующей картины. Через минуту мой первый выход на профессиональную сцену. Машинально плотнее натягиваю белые перчатки. В сознании – шлейф вдохновения после репетиции, нетерпение – скорей, скорей к нему, с которым знакома всего два часа, и как еж под череп – мысль: почему мое первое свидание с ним, которое так перевернет всю нашу жизнь, должно состояться именно на сцене? На сцене театра оперы и балета в Риге? Почему?

– Иди! – громким шепотом опять сказала Судьба голосом Елизаветы Абрамовны Забелиной. И толкнула меня в спину.

Я как будто выпала из темного небытия в свет и наткнулась на одержимого американского мальчика в красной кепке с большим козырьком, с глазами цвета синьки. Холден бросился мне навстречу: «Салли, как хорошо, что ты пришла! Ты великолепна, Салли… Если б ты знала, как я ждал тебя!»

Он был так возбужден, что последнюю фразу повторил три раза, давая мне понять, что ждал не Салли Хейс, не актрису, исполняющую роль Салли, а меня, существо, которое ему вдруг стало близким и необходимым.

– Салли, Салли, я влюблен в тебя как ненормальный! – упорно повторял он, несколько раз до боли сжав мои руки. Это было уже совсем не по пьесе.

Тут я должна была встать – он меня не отпускал.

– Салли, Салли, ты единственное, из-за чего я торчу здесь! – Сколько скорби было в его голосе, скорби, которая таилась где-то глубоко внутри.

И вот конец сцены, моя реплика:

– Скажи наконец, что ты хочешь?

– Вот какая у меня мысль… У меня есть немного денег. Будем жить где-нибудь у ручья… Я сам буду рубить дрова. А потом когда-нибудь мы с тобой поженимся. И будет все как надо. Ты поедешь со мной? Ты поедешь?

«Куда угодно, закрыв глаза, за тридевять земель», – молнией пронеслось в моем сознании, а Салли Хейс ответила:

– Да как же можно, мы с тобой в сущности еще дети!

Это по пьесе, а в жизни мы были в самом зените расцвета. Ему было 25, а мне 22 года.

– Ты поедешь со мной? – умоляюще спросил Холден и уткнулся головой в мою грудь.

…Через двадцать один год на этой же сцене за кулисами он будет умирать на моих руках, бормоча в бессознании: «Голова… голова…» И, в последний раз закинув голову, голову, в которой беспощадно рвался сосуд, увидит мое лицо и два глаза, в которых мольба о любви, о спасении его, меня, нас всех. Увидит, запечатлеет и возьмет меня с собой. А здесь, на земле, останется совсем другая «Танечка». Она покинет театр, построит дом, станет жить у ручья и рубить дрова. Все, как он просил.

Ах, Сэлинджер, Сэлинджер, как вы врезались в нашу жизнь!

Наше свидание в Централ-парке кончалось конфликтом.

– И вообще, катись ты знаешь куда… – чуть не плакал Ходден.

– Ни один мальчик за всю мою жизнь так со мной не обращался. Оставь меня! – отчеканила я.

«Андрюша всю жизнь прорывался к самому себе…»

Так сказал мне друг и член семьи любимого народом артиста - Леонид Менакер, кинорежиссёр и профессор Санкт-Петербургского университета кино и телевидения. Его дед и дед Андрея были родными братьями, оба жили в Питере. В юности Лёня вытирал манную кашу со щёк маленького троюродного брата. А потом так и не смог пойти на его похороны. 16 августа исполняется 20 лет с тех пор, как Андрея Миронова не стало.

«Он бы ей точно врезал…»

- Леонид Исаакович, вы один из самых близких к Миронову людей. Что в его биографии правда, а что - миф?

Мифов почти нет - есть всякие россказни. Ну, например, вы читали ту ужасную книгу Татьяны Егоровой про Андрея? Если нет - ваше счастье… (Имеется в виду книга бывшей актрисы Московского театра сатиры Т. Егоровой «Андрей Миронов и я. Любовная драма жизни». - Авт.) Я знаю Егорову. Она училась с моей женой. Татьяна действительно была любовницей Андрея. Но её книжка насквозь лжива, хотя стала чуть ли не сенсацией. В ней мадам Егорова поносит многих известных актёров, в том числе Ширвиндта, Плучека и других. Это она-то, драматург без единой существенной пьесы, актриса почти без ролей! Охотница. В жизни Андрюши было много женщин. Ну и что? Однажды я ехидно спросил его: «Почему ты не женишься на Егоровой?» Он сказал: «Слушай, нельзя же быть скомпрометированным 24 часа в сутки!» Егорова пишет, что Андрюша сломал ей нос, что он её бил. Я подумал: «Господи! Если бы это прочёл сам Андрей! Компрометировала при жизни, опорочила и после смерти». Извините меня, но после такого он бы ей точно врезал…

- А на самом деле у него не было таких скользких ситуаций?

Нет! Тут его Бог миловал. Хотя возможностей свихнуться имелось предостаточно. Родители всё время на гастролях, он оставался то с нянькой, то с домработницей. Вполне можно было пуститься во все тяжкие. Но, по счастью, его переполнял подлинный творческий азарт. Может, это и спасало от плохих дорожек… Он многое в себе преодолевал. Например, с рождения оказался лишён музыкального слуха. Никто не думал, что он вообще сможет петь. Но он всё-таки научился. Мальчишкой рос неуклюжим, толстеньким. И всё это по жизни «перешагивал».

- Вы ревновали к его успеху, славе?

А какой смысл? У нас же были разные профессии. Нечего делить! В своих картинах я Андрея так и не снял. Не судьба! А когда он не без сарказма высказывался по этому поводу, я отвечал в том же духе: «Да ты сам подумай! Титр «Миронов и Менакер» - в этом есть что-то противоестественное…».

Пятачок в каше

- Разница в возрасте - 12 лет - мешала вашей дружбе?

С самого начала и до конца - нет. К сорока годам я эту разницу уже почти не чувствовал - грань стёрлась. Я познакомился с Андреем, когда ему было три года. После эвакуации мы жили на Петровке, в квартире родителей Андрея - известных эстрадных артистов Марии Мироновой и Александра Менакера, папиного двоюродного брата. Там за обеденным столом восседало смешное существо с белёсыми ресницами - мальчик, перемазанный манной кашей и похожий на диснеевского поросёнка. Это и был мой брат Андрюша. Он сиплым голосом повторял: «Пилиберда!»

…Я не пошёл на его похороны. После 16 августа (дата смерти артиста. - Авт.) позвонил Марии Владимировне и сказал: «Тётя Маша, я не могу видеть Андрея в гробу. Если вы разрешите, я не приеду». Она разрешила. Потом я пришёл к ней домой. Посреди комнаты на вешалке висел бархатный костюм Фигаро с нашитыми зеркальцами - для последнего спектакля, в котором играл Андрей и во время которого и произошла трагедия. Она, тяжело ступая, ходила, дотрагиваясь до этого костюма, и повторяла: «Это наша Хиросима!»

Моцарт и колбаса

- Образ Андрея Миронова на сцене и в кино: счастливчик, баловень судьбы. Казалось, и в своей жизни ему не приходилось, стиснув зубы, за что-то бороться…

Поверьте, это только иллюзия. У Андрюши был мощный талант, но он адски над собой работал - при всём его внешнем «моцартианстве». И сам Моцарт, кстати, жил точно так же… Однажды в Питере он меня вытащил на свой концерт в захудалый Дом культуры работников пищевой промышленности. Не центральный театр и не зал «Россия» - но Андрей всё равно выкладывался на всю катушку. Я хохотал, стоя за кулисами, рот сам растягивался в улыбке. А он уходил со сцены мокрый, менял по две-три рубашки за вечер. Пахал так, будто это его первая и последняя премьера. И это - на рядовом представлении, на котором он просто «молотил колбасу», как говорил сам! А потом ещё часами репетировал - бил чечётку, чтобы в «Бриллиантовой руке» летать по палубе… А ведь уже тогда у него был тяжелейший фурункулёз, причинявший жестокие страдания. Но Андрюша каждый раз выходил на сцену с лучезарной улыбкой. (Фурункулёз - болезнь, связанная с железами внутренней секреции, начался у А. Миронова в 60-х после простуды. Недуг мучил артиста до конца: незаживающие язвы, нарывы под мышками и на других частях тела, постоянные кровотечения, переливания крови, которые, к сожалению, не помогали. Часто во время спектакля ему приходилось менять по нескольку рубашек. Кроме того, донимали головные боли и бессонница. А умер он от аневризмы - лопнул сосуд в головном мозге - Авт.).

- Как вы думаете, он мог стать трагическим актёром?

Да он им, по сути, и был. В театре ему посчастливилось сыграть, скажем, Чацкого. А в кино стал в этом смысле самим собой только у Алексея Германа в фильме «Мой друг Иван Лапшин» и в «Фантазиях Фарятьева» Ильи Авербаха (у Авербаха А. Миронов сыграл зубного врача, влюблённого-идеалиста Павла Фарятьева. У Германа - писателя-журналиста Ханина. - Авт.). Большего не успел.

- В «Лапшине» меня поразил один пронзительный момент. По сюжету главарь банды ранит героя Миронова заточкой. Андрея-раненого несут на носилках, он хрипит, и нога у него конвульсивно подёргивается… Именно это подёргивание и «догоняло» зрителя. Хотя ему вполне можно было бы сыграть и проще.

Да! Но тогда это был бы уже не Андрей. А другая сцена - как Андрей-Ханин кончает самоубийством в коммунальной ванной, среди грязного белья, как-то очень неловко засовывая в рот дуло пистолета? Смотришь - и оторопь берёт… Таким же он был и в жизни - предельно правдивым, честным перед близкими и собой.

Всю жизнь она любила только одного мужчину Андрея Миронова. Он был для нее светом, дыханием, источником радости, она для него - единственным верным другом и храмом его вечно метущейся души. Когда он умер на ее руках, для нее погасло солнце. Прошло пятнадцать лет, прежде, чем Татьяна Егорова нашла в себе силы рассказать об этой любви в книге "Андрей Миронов и я".

Дворцовые перевороты.

- Татьяна Николаевна, совсем недавно в Театре Сатиры произошла смена власти. Для вас с этим театром связан значительный период вашей жизни. Как вы относитесь к тому, что отныне театром руководит Александр Ширвиндт?

Все произошло, как я и писала в своей книге. И десять, и двадцать лет назад я знала, что Ширвиндт дорвется до власти в театре - он так этого хотел, и так к этому стремился, ради этого поста он был готов "идти по трупам". Но когда был жив Андрей Миронов, театр перечили ему, он много ставил спектаклей, был энергичным, талантливым, упорным. Ему предлагали возглавить театр комедии в Ленинграде, прошло бы немного времени - дали бы театр в Москве. Единственное, что я знаю точно, Андрей никогда бы не посмел "наступить на горло" руководителю театра Валентину Николаевичу Плучеку. Несмотря на то, что в последнее время их отношения были непростыми, Андрюша с большим уважением относился к старикам, он поступил бы, как Марк Захаров, просто взял бы новый театр. Но время распорядилось по-своему: Андрей ушел из жизни: и открыл зеленую дорожку Ширвиндту.

- Они при жизни были в контрах?

Актерская жизнь - это кладбище самолюбия. Ширвиндт сильно завидовал Андрею, потому что тот моложе, удачливее, талантливее, искреннее, за то, что публика его любила больше и осыпала букетами:После Андрюшиной смерти Шура как-то сказал, что был его учителем - это же смешно, чему он мог его научить? Своему "таланту" плести закулисные интриги, охаживать глупых женщин, эксплуатируя свое красивое лицо и использовать их в своих гнусных целях. Как прозорлива и умна была Мария Владимировна, мама Андрея, называя Ширвиндта "железной маской", красивой маской, под которой скрывается страшный, лживый человек. Ему ничего не стоило улыбаться, говорить комплименты, целовать, лежать в постели, выпивать вместе, при этом, вынашивая план, как бы этого человека использовать для своей выгоды. И когда два года назад вышла моя книга "Андрей Миронов и я", Ширвиндт сразу показал свое настоящее лицо. В это время Валентин Николаевич отдыхал в санатории "Сосны", "кто-то" прислал ему экземпляр моей книги, причем, все места, где шла речь о нем были подчеркнуты карандашиком - я сразу поняла, кто не поленился проделать такую титаническую работу, вероятно, он надеялся, что слабый здоровьем Плучек такого не переживет.

Какая гнусная книга.

- А другие персонажи книги как отреагировали на критику?

Обычно, упоминая мой роман, говорят: "Гнусная книга!". Для этого сильно постарался Ширвиндт, с его подачи в прессе меня называют сумасшедшей, поливают грязью. Голубкина на каждом углу кричит, что у Андрея было столько женщин, что одного их перечисления хватило бы на целую книгу. А как-то со сцены заявила: "Все знают, как он ко мне хорошо относился. 12-го числа в Риге я ему массаж делала, а 14-го он умер". Она же сама себя высекла, как унтер-офицерская вдова, он умер 16-го августа. Не помнить день смерти собственного мужа - грех. Ей просто на него наплевать. Плучек к своему юбилею приказал снять в фойе театра портреты Андрея Миронова и Анатолия Папанова. Был еще "друг дома" критик Поюровский. Мария Владимировна ему очень доверяла, при жизни назначила своим душеприказчиком, а после ее смерти он тут же переиздал книгу "Андрей Миронов глазами друзей", в которой совершенно необъяснимым образом вдруг появились статьи Голубкиной и Плучика. Я напомнила Поюровскому, что Мария Владимировна этих людей не терпела, на что он мне ответил: "Подумаешь, она же умерла". Теперь он тоже придумывает мне диагнозы и называет самозванкой, несмотря на то, что в течение десяти лет видел меня возле Марии Владимировны и прекрасно знал, как ко мне относился Андрей.

- Вы не пожалели, что своей книгой настроили людей против себя?

Не людей, а кучку недоброжелателей. Простые люди меня благодарственными письмами засыпают. Когда я писала книгу, я очень переживала, смогу ли я словами выразить все свои эмоции. Я уехала за город, закрылась в доме и осталась наедине со всеми персонажами. Творилось что-то невероятное: за окном ураган, молнии блещут, избушка моя ходуном ходит, а вокруг меня мои герои. Я так долго вынашивала в себе мысль об этой книге, что герои зажили своей собственной жизнью: сами собой бились чашки, падали книги, я начинала писать один эпизод, а сам собой писался совсем другой. Девять месяцев я была словно в заточении, я молила Бога, чтобы он дал мне силы и ума, чтобы помог осуществить задуманное. Так с Божьего благословения и получилась книга. А потом мне приснился Андрей, он смотрел на меня, хитро улыбаясь - одобрял. Как-то раз, на Троицу я оказалась в страшной российской глубинке, зашла в церковь. Ко мне подошла простая православная женщина и сказала: "Я вас узнала, спасибо вам, вы оживили мне душу", - такие слова дорого стоят. Иногда мне говорят: "Ты пишешь для обывателей". Ну и что? Андрей тоже играл для обывателей, для кривых, косых, бездомных, для всех, кто приходил в театр, кто его любил, он не делил публику на элиту и отбросы и любил всех своих зрителей, поэтому и его помнят. Однажды на концерте мужчина из зала вышел на сцену и сказал: "Андрюша, вы плохо выглядите, возьмите апельсин", - простой "обыватель" проявил заботу, в то время, как концертный антрепренер не разу не отменил представление, когда Андрей плохо себя чувствовал:Андрей всегда говорил: "Самые верные мои друзья - это моя публика!". И на могилу приходят не "бывшие друзья", а поклонники.

Из близких - только публика, да я....

- Но близкие Андрея Миронова, наверное, следят за его могилой?

Если бы. Два года назад, на Андрюшин день рождения, 8 марта я заметила, что с могилки исчезла часть ограды, потом вандалы оторвали остальную часть. Андрюша очень любил бронзу, и Мария Владимировна настояла, чтобы ограду изготовили именно из этого ценного материала. К сожалению, для кого-то несколько килограммов цветного металла оказались дороже памяти великого актера. Полтора года я занималась восстановлением ограды, разыскала архитектора Юрия Григорьевича Орехова, автора памятника, наняла мастеров.

- Где же в это время были вдовы и дети Миронова?

Наверное, у них много других важных дел: Я оказалась более свободной и более упорной. Когда Мария Владимировна была жива, она сама ухаживала за могилой сына, пожилая, больная женщина, она же ему и памятник поставила по собственному эскизу и на свои деньги - никто и копейки не дал, ни бывшие жены, ни театр. Она отдала свою квартиру под музей памяти Андрея. Мария Владимировна очень много сделала для сына после его смерти, наверное, в искупление, что при жизни своей материнской любовью сломала ему судьбу. Когда она умерла, и ее отпевали в церкви, на ее лице была такая умиротворенность, такое счастье - она прожила счастливую жизнь и уходила с легкой душой. А вот у Андрея на лице была вся его трагедия: и эта страшная, безвременная смерть, и вся его несчастная жизнь, и неизлечимая горечь, и надсада в сердце. Буквально за месяц до смерти, когда Андрей заканчивал съемки в фильме "Человек с бульвара капуцинов", он мне сказал: "Ты знаешь, мне совершенно не удалась моя жизнь:". Великий актер считал свою жизнь неудачной, значит, счастье в душевном уюте, которого он так и не нашел.

Мы делили апельсин:/ Наследники.

- Многие поговаривали, что вы осмелились выпустить книгу только после смерти Марии Владимировны, остерегаясь ее гнева?

Книга задумывалась очень давно, я вела дневники, записывала каждое слово Марии Владимировны, и она об этом знала. Но для того, чтобы все записи собрать в книгу, у меня просто не было ни сил, ни времени. Мария Владимировна тяжело болела и крайне нуждалась в моей помощи. Об этом знала только я, потому что до последней минуты жизни Мария Владимировна старалась разводить очень активную деятельность, все-время кому-то помогала, пристраивала совершенно чужих людей в больницы, звонила чуть ли ни в Кремль, чтобы решить судьбу какого-нибудь обездоленного. Я не отходила от нее ни на минуту, как страж ее охраняла от коварных людей, чтобы, не дай Бог, ее никто не обидел. Я научилась ладить с Машей, дочерью Андрея, потому, что ее любила Мария Владимировна, она всегда говорила: "На Андрее наша порода закончилась, только на Машку надежда". Девочка была очень похожа на отца. Многие считают, что я слишком жестко описала Марию Владимировну, но она настолько сильная личность, что если ее хоть немного "подлакировать", она бы сама воспротивилась и сказала бы: "Что это ты из меня сделала какого-то сюсюканца?". Мария Владимировна хотела "жить в веках", и я думаю, она довольна, ибо, как сказал Марк Захаров: "Мы все умрем, а твоя книга будет жить".

- У вас были очень теплые отношения с Машей Мироновой, сейчас вы так же близки?

Вышла моя книга, я показала ее Маше и сказала: "Почитай и позвони мне", - она не позвонила. Конечно, это влияние мамы, когда Мария Владимировна была жива, она сделала все, чтобы Маша как можно меньше общалась с матерью, но теперь они снова подружки. Теперь Маша изо всех сил "обстреливает" меня в газетах. Мне ее жалко, она не соображает, что делает

- В одном интервью Маша произнесла "Если каждая любовница Андрея Миронова будет писать книжки, я не представляю, что станет с нашими книжками":

Меня этим не оскорбишь. Наши отношения не были отношениями любовников, Андрей для меня был любимым человеком, братом, другом. Мы могли разговаривать о его женитьбах, разводах, о дочке, о том, как его заставляют удочерить девочку Голубкиной, обо всем: Он приезжал ко мне, когда ему было больно, когда у своих "близких" он не находил заботы и тепла, в котором нуждался все жизнь. А потом, как Маша может говорить такие слова? Когда Андрей ушел из семьи, дочери было несколько месяцев, когда он умер, Маше исполнилось 14 лет - что она могла видеть и понимать? Это не ее слова, а мамины, она так говорит по глупости. Идет нормальная дележка "пирога", каждый хочет оторвать свой кусочек известной фамилии - не дай Бог что-то достанется мне. Они и не думают, что все это наказуемо там, где кончается суетная жизнь.

- В последнее время Маша Голубкина тоже "обнаружила" свое родство с Мироновым.

Перед памятью Андрея это кощунственно, девочка говорит, что она его физиологическая дочь. Чувствуете тонкость формулировки: ни родная, ни приемная, а физиологическая, только я не понимаю, почему физиология ей не подсказывает на могилку к отцу сходить. Мне жалко Машу Миронову, за что ее так терзать, девочка и без того настрадалась, что бы она обо мне ни говорила, я на нее не в обиде.

Роковой танец на мосту.

- Благодаря своим откровениям вы растеряли всех друзей?

Друзья остались друзьями. И Людмила Максакова, и Наташа Селезнева, ко мне позвонила Наташа Фатеева, с которой мы знакомы были едва, и сказала: "Таня, у вас сейчас очень трудный период в жизни, наверное, появилось много врагов. Я хочу вам сказать, что каждое слово в вашей книге - правда. Помните, что я ваш друг". А недавно Наталья Селезнева приехала из Словении и рассказала о своем необычном разговоре с Аркадием Вольским. "Наталья, - произнес политик, - все самое хорошее я о вас узнал из книги Татьяны Егоровой, вот сейчас собираюсь ее в третий раз перечитывать!". Но книга подарила мне еще одного, самого дорогого друга. Помните, в финале есть сцена: Два седовласых человека танцуют на мосту. Не успела выйти книга, перед моей дверью возникает седой мужчина и говорит: "Эта книга про меня, это я танцевал на мосту". С этим человеком мы уже почти год. Его зовут Сергей Леонидович, он очень любит Андрея Миронова и говорит, что его судьба во многом схожа с его собственной: так же он был несчастлив в личной жизни, так же терпел гнет своей матери. Сергей Леонидович говорит, что знает меня очень давно, что, скорее всего мы были близкими в прошлой жизни. Он поэт и писатель, режиссер и актер, ученый и бизнесмен, но кем бы он не был, он умеет любить. Мне кажется, что этого человека мне послал Андрей - я получила от него знак. Как то раз мы с Сергеем вернулись с презентации книги, вошли в дом. На полу, в углу стояла большая керамическая ваза, когда-то ее привез с гастролей Андрюша: ему все время дарили сувениры, а он отдавал их мне. На вазе была дарственная надпись "Дорогому Андрею от друзей из Алма-Аты". Когда мы проходили мимо вазы, она развалилась на две части. А до этого, под Рождество мне во сне явилась Мария Владимировна, она ничего не говорила, но улыбалась. Я поняла, что она одобряет наш союз. Так уж получилось, что Сергей стал для меня не просто спутником жизни, но и помощником в работе - он мой импресарио.

Тихая поступь злого гения.

- Вы по-прежнему ездите на встречи с читателями?

Осенью Сергей устроил мне турне по Америке, которое чуть было не сорвал Ширвиндт. Все началось еще весной, когда он засыпал анонимками Американское посольство, в которых утверждал, что я намерена покинуть Россию навсегда. В результате мне пришлось очень понервничать, чтобы получить визу. Понятно, что Ширвиндту эти гастроли очень нежелательны, я буду ездить по городам, выступать перед публикой, говорить о книге, и о нем, естественно, тоже. С грехом пополам, мы все-таки выехали. Поездка была замечательная, публика засыпала вопросами, благодарили меня за мужество, мы были в Бостоне, в Нью-Йорке, Филадельфии, Чикаго:В Бруклине мы должны были выступать в очень популярном зале Националь, заранее были вывешены афиши. Вдруг ко мне позвонил знакомый и сообщил, что какой-то Лева ходит, срывает афиши и объявляет людям, что концерта не будет. Но и на этом козни не закончились. В Нью-Йорке, в центральном книжном магазине мне устроили пресс-конференцию, пригласили читателей, представителей прессы, телевидение, радио. Для меня эта пресс-конференция была очень важна. За мной отправили машину. Вдруг раздается звонок: "Вас не пугает криминальная ситуация - в машине едут двое неизвестных?", - "Нет, - говорю, - не пугает. Время оставалось мало, и мы взяли такси. Приезжаем в магазин, а директор нам сообщает, что машина так до нас и не доехала, сломалась. Я тогда сразу поняла, что за этим стоит Ширвиндт, но подтверждение моих догадок пришло в конце гастролей. Мне просто сообщили добрые друзья, что Ширвиндт звонил своему американскому импресарио и отчитывал за то, что мои гастроли состоялись. Я приехала в Москву, и снова посыпались газетные пасквили, в которых меня называли сумасшедшей.

Андрей Миронов заступился бы за Плучека.

- Эта нелюбовь Ширвиндта к вам возникла после выхода книги?

Это было всегда. Ему очень не нравилось, что мы вместе с Андреем, мы были очень красивой парой, любящей, а его все гармоничное раздражало. Его устраивали другие женщины Андрея, которым было на него наплевать, которых интересовало только, как бы показаться с ним в обществе. Я видела Ширвиндта насквозь и обороняла от него Андрея, поэтому и ненавидит он меня. Сегодняшний поступок характеризует его с ног до головы - свергнуть пожилого, уважаемого человека, пользуясь его болезнью. Андрюша в этой ситуации заступился бы за Плучека. Конечно, Валентин Николаевич стар и болен, безусловно, театру нужен энергичный руководитель, но и Ширвиндт не молод: А как подло Плучека сняли: ему позвонил председатель управления культурой, велел лежать дома и быть почетным членом художественного совета театра. Неужели было сложно испросить аудиенции у заслуженного старика-режиссера, прийти к нему с корзиной цветов, с именными часами, надеть ему эти часы на руку, посмотреть на них и сказать: "Валентин Николаевич, пора!" И посоветоваться с мэтром, кто бы мог возглавить театр, в котором 80 актеров. Вряд ли бы тогда Плучек чувствовал себя "списанным за ненадобностью".

- А сам Плучек как относится к этому перевороту?

Он совершенно уверен, что все произошло в результате интриг Ширвиндта, и его назначение главным режиссером считает несерьезным, потому, что Ширвиндт всего лишь эстрадник. . Ну а лично мое мнение - время главных режиссеров прошло, это двадцатый век диктовал нам культ личности: Ленин, Сталин, Главный Режиссер: В Америке таковых давно уже нет. Должен быть человек, который занимается репертуарной политикой, а режиссеров должно быть много. Кто из них лучший - оценит публика. Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Сейчас зависимый народ - актеры станут "ползти" к новому идолу: "Король умер, да здравствует король!" Так же нельзя унижаться ради куска хлеба. Я ушла из театра в никуда, просто хлопнула дверью и удалилась. Я сказала: "Буду есть хлеб и пить воду, Бог меня выведет!". Я верующий человек, мне ничего не страшно.

Иду по жизни за Богом.

- Вы ушли из театра сразу после смерти Андрея Миронова, чем вы все это время занимались?

Целый год я болела. Потом моей основной работой, да и личной жизнью была Мария Владимировна. Она стучала ногами и кричала: "Таня, идите на работу!", я ее успокаивала: "Я работаю, Мария Владимировна, я пишу пьесы, статьи, эссе, я работаю над будущей книгой, а деньги я получаю от квартиры, которую сдаю". Но она под "работой" понимала ежедневную службу - ходить в театр я больше не могла, ежедневно произносить одни и те же реплики, наверное, я выросла из этой профессии.

- Вы доверились течению, которое вас несло?

Я никогда не плыла по течению, меня ведет автор - Господь Бог и я верю, что он выведет меня из любой ситуации, он подарил мне новое испытание - Сергея Леонидовича, это на самом деле для меня серьезная ответственность. Разве могла я лет пять назад представить, что в моей жизни появится мужчина? Об этом и речи быть не могло, я просто была не готова к каким-либо отношениям, я очень устала и желала только покоя. Но недаром же говорят: "Никогда не говори никогда". Сейчас я счастлива и полна творческих желаний. Скоро выйдет вторая книга, в которой я завершу тему, начатую в первой, я расскажу об интригах вокруг меня, о том, как повели себя мои персонажи: И на этом поставлю точку на документальных романах и буду писать только художественные произведения. Я уже думаю о будущем романе под названием "Ветер сдувает шляпы", возможно, в нем будет рассказ о моем сегодняшнем спутнике. Я мечтаю о том времени, когда творчество будет анонимным, чтобы творить не ради славы, не ради денег, а получать удовольствие от самого процесса сотворения. И тогда появится настоящее искусство, искусство от Бога.

- Что для вас Андрей Миронов сегодня?

Он для меня, как и раньше, самый дорогой и любимый человек. Когда в моей жизни происходят какие-то события, я всегда с ним советуюсь, спрашиваю: "А как бы ты поступил на моем месте?", и он мне отвечает. Наша связь не обрывается ни на минуту. В наших отношениях с Андреем было много мистических совпадений, странная драматургия, придуманная Богом просто висела над нами: когда мне было шесть лет, я бегала на Рижский вокзал провожать поезда: Именно в Риге мы познакомились с Андрюшей, и именно в Риге, во время гастрольного спектакля он умер у меня на руках: как часто после смерти он напоминал о себе: то чашка развалится прямо в руках, то упадет какой-нибудь предмет. Андрей всегда рядом, и мой нынешний спутник очень бережно относится к его памяти.