Лекция 16.09.15

Конструктивный синтаксис (структурный)

Данный раздел синтаксиса изучает предложения с точки зрения его общей структуры. В этом плане прежде всего различаются предложения простые и сложные:

Простые предложения - В данных предложениях выделяется только одна основа (предикативная линия), состоящая в свою очередь из главных членов предложения: подлежащего и сказуемого. В зависимости от реализации членов основы простые предложения разделяются на односоставные и двухсоставные. В двухсоставных предложениях реализуются оба члена предложения. Эти предложения в свою очередь могут быть распространёнными и нераспространенными. В нераспространенных предложениях присутствуют только те члены предложения, которые являются необходимыми для реализации структуры данного предложения, т.е без этих членов предложение было бы семантически и синтаксически не полноценным. Например , студент взял книгу (предложение нераспространенное, поскольку слово "книгу" является прямым дополнением, которое обязательно должно употребляться с переходным глаголом "взял"); Хороший студент вчера взял в библиотеке интересную книгу (слова "хороший", "вчера", "в библиотеке", "интересную" являются факультативными членами предложения делающие его распространённым). Односоставные предложения подразумевают наличие только одного главного члена. Односоставные предложения на базе

подлежащего подразделяются на экзистенциальные (например, Осень.), назывные (например , "Ревизор"), восклицательные (например , ПОЖАР!), указательный (например , Вот дом.). Следует отметить, что все вышеуказанные подтипы представляют собой варианты одного базового по своей структуре

сказуемого, также подразделяются на безличные (например , Светает. Морозило.), неопределённо - личные (например , Поспешишь людей насмешишь.), обобщённо - личные (например , Цыплят по осени считают.), императивные (например , Пошёл вон!)

Каждый из вышеобозначенных подтипов характеризуется специфической формой и таким образом односоставные предложения на базе сказуемого дифференцируются четче, чем на базе подлежащего.

Сложносочинённые предложения (ССП). В данных предложениях наблюдаются как минимум две предикативные линии (или основы), которые являются центрами для образования простых предложенийв составе сложного которые называются "клаузами". ССП подразумевают наличие сочинительной связи между клаузами, т.е наблюдается синтаксическое равноправие между всеми клаузами (иными словами не различаются главная и придаточные клаузы). Сочинительная часть может быть союзной и бессоюзной. При наличии союзной связи в зависимости от задействованного союза можно различить несколько видов этой связи: соединительные (например, и, and), противительные (например, а, но, but), разделительные союзы (например, или или, либо либо). Сложносочинённые конструкции могут быть открытого и закрытого типов. Открытые конструкции предполагают потенциальную возможность развития описываемой данным предложением ситуации засчёт присоединения дополнительных клауз (например, They were sitting by the river, the wayves were rolling at the distance, the seagulls were flying above). Закрытые конструкции исключают возможность потенциального развития засчёт присоединения дополнительных клауз (например, He made faces, he ran about, but the child didn"t smile).

Сложноподчинённые предложения (СПП). В этих предложениях клаузы выявляют неравноправную синтаксическую связь. В связи с этим клаузы СПП разделяются на два вида: главная клауза и придаточная (-ые) клауза (-ы). Придаточные клаузы тем или иным образом распространяют либо отдельные части главной клаузы, либо главную клаузу в целом. Соответственно можно выделить два типа подчинения: частное и общее. При частном подчинении придаточная клауза распространяет, какой-то один член главной клаузы. Следовательно придаточные клаузы могут соотноситься с разными синтаксическими функциями главной (например, Мальчик, который продавал яблоки, ушёл. (соотносится с подлежащим). Я видел, что мальчик продавал яблоки. (соотносится со сказуемым). Я видел мальчика, который продавал яблоки. (соотносится с дополнением)). Общее подчинение подразумевает соотнесённость с главной клаузой в целом, т. е придаточная клауза распространяет ситуацию целиком (например, Он опоздал на встречу, что случалось с ним крайне редко.). В некоторых случаях разница между ССП и СПП может быть реализована только при помощи интонации, а на письме при помощи знаков препинания (например, Лес рубят - щепки летят (повышение интонации на слове "рубят", это СПП с причинно - следственными отношениями). Лес рубят, щепки летят (интонация перечисления, ССП)). Если в сложно подчинённой конструкции присутствуют несколько придаточных клауз, то можно выделить ещё два вида подчинения: последовательное и параллельное. При последовательном подчинении каждая последующая клауза распространяет предыдущую, при этом в зависимости от степени удалённости придаточных клауз от главной клаузы осуществляется иерархия придаточных клауз (например, Вчера Джон пришёл к нам, чтобы рассказать, как он добрался до родного дома в котором он не был много лет). В данном случае можно установить глубину подчинения, которая равна трём, сами же придаточные клаузы выделяют соответственно три иерархические ступени по степени удалённости от главной.

При параллельном подчинении все придаточные клаузы соотносятся с главной клаузой. Могут наблюдаться два основных варианта параллельного подчинения:

Все придаточные клаузы соотносятся с разными членами предложения главной клаузы (например, Пока жена Джона разбирала вещи в гостинице, сам он пошёл осматривать город, который произвёл на него приятное впечатление. Первая придаточная клауза распространяет сказуемое главной клаузе, вторая соотносится с дополнением главной клаузы.).

Придаточные клаузы могут соотноситься с одним и тем же членом предложения главной клаузы, при этом параллельное подчинение может быть однородным (например, Он вспомнил, что сильно замёрз, что даже чай не согрел его. Обе придаточные клаузы являются однородными (придаточно-дополнительными) и соотносятся с одним членом) и разнородным (например, Когда рассвело, Джон скорее поехал, чтобы поезд не ушёл без него. Придаточные клаузы соотносятся со словом "поехал", но первая придаточная клауза времени, а вторая - цели).

Работа Теньера «Основы структурного синтаксиса»

теньер структурный синтаксис предложение

В первой книге своей работы Теньер говорит о синтаксической связи.

Предметом структурного синтаксиса является изучение предложения. Предложение представляет собой организованное целое, элементами которого являются слова.

Каждое слово, входящее в состав предложения, утрачивает свою изолированность, всегда присущую ему в словаре. Можно заметить, что каждое слово предложения вступает с соседними словами в определенные связи <…>, совокупность которых составляет костяк, или структуру, предложения. <…>

Предложение типа Alfred parle «Альфред говорит» состоит не из двух элементов: 1) Alfred и 2) parle, а из трех: 1) Alfred , 2) parle и 3) связь, которая их объединяет и без которой не было бы предложения. Говорить, что предложение типа Alfred parle содержит только два элемента, - значит анализировать его с чисто поверхностной, морфологической точки зрения и игнорировать самое существенное - синтаксическую связь. <…>

Синтаксическая связь необходима для выражения мысли. Без нее мы не могли бы передать никакого связного содержания. Наша речь была бы простой последовательностью изолированных образов и идей, ничем не связанных друг с другом.

Именно синтаксическая связь делает предложение живым организмом, и именно в ней заключена его жизненная сила.

Построить предложение - значит вдохнуть жизнь в аморфную массу слов, установив между ними совокупность синтаксических связей. И обратно, понять предложение - значит уяснить себе совокупность связей, которые объединяют входящие в него слова. Понятие синтаксической связи является, таким образом, основой всего структурного синтаксиса. <…>

Собственно говоря, именно то, что мы называем связью, и выражает само слово «синтаксис», означающее по-гречески «расположение», «установление порядка».<…> Для наглядности мы будем изображать связи между словами графически, посредством линий, которые мы назовем линиями синтаксической связи. <…>

Синтаксические связи <…> устанавливают между словами отношения зависимости. Каждая связь объединяет некоторый вышестоящий элемент с элементом нижестоящим. Вышестоящий элемент мы будем называть управляющим, или подчиняющим, а нижестоящий - подчиненным. Так, в предложении Alfred parle (см. ст. 1) parle - управляющий элемент, а Alfred - подчиненный.

Когда нас будет интересовать восходящая синтаксическая связь, мы будем говорить, что подчиненный элемент зависит от управляющего, а когда речь будет идти о нисходящей связи, будем говорить, что управляющий элемент управляет подчиненным, или подчиняет его. <…>

Одно и то же слово может одновременно зависеть от одного слова и подчинять себе другое. Так, в предложении Mon ami parle «Мой друг говорит» слово ami «друг» одновременно подчинено слову parle «говорит» и подчиняет себе слово mon «мой» (см. ст. 2).

Таким образом, совокупность слов, входящих в состав предложения, образует настоящую иерархию. <…> Изучение предложения, являющееся, как уже говорилось выше, целью структурного синтаксиса, по существу, сводится к изучению структуры предложения, которая представляет собой не что иное, как иерархию синтаксических связей.

Линию, изображающую синтаксическую связь, естественно проводить в вертикальном направлении, поскольку она символизирует отношение между вышестоящим элементом и нижестоящим.

В принципе никакой подчиненный элемент не может зависеть более чем от одного управляющего. Управляющий же, напротив, может управлять несколькими подчиненными, например, Mon vieil ami chante cette jolie chanson «Мой старый друг поет эту красивую песню» (см. ст. 3).

mon vieil cette jolie

Каждый управляющий элемент, у которого есть один или несколько подчиненных, образует то, что мы будем называть узлом . Узел мы определим как совокупность, состоящую из управляющего слова и всех тех слов, которые - прямо или косвенно - ему подчинены и которые он в некотором роде связывает в один пучок. <…>

Так же как и синтаксические связи <…>, узлы могут располагаться один выше другого. Таким образом, наряду с иерархией связей между словами существует иерархия связей между узлами. <…>

Узел, образованный словом, которое подчиняет себе - прямо или косвенно - все слова предложения, называется центральным узлом . Такой узел находится в центре всего предложения. Он обеспечивает структурное единство предложения тем, что связывает все его элементы в единый пучок. В некотором смысле он отождествляется со всем предложением. <…> Центральный узел обычно образуется глаголом. <…>

Совокупность линий, изображающих синтаксические связи, образует стемму. Стемма наглядно представляет иерархию связей и схематически показывает все узлы и образуемые ими пучки. Таким образом, стемма являет собой материализованную в наглядной форме структуру предложения. Итак, стемма - это наглядное представление абстрактного понятия - структурная схема предложения. <…>

Стемма позволяет решить задачу, которую в рамках традиционной грамматики опытные педагоги всегда ставили перед своими учениками. Они предлагали им описать строение предложения изучаемого языка, будь то латынь или какой-либо из живых языков. Как всем известно, если строение предложения не ясно, то и само предложение правильно понять невозможно. <…>

Структурный порядок слов - это порядок, в котором устанавливаются синтаксические связи. Порядок установления связей не может быть задан однозначно, поскольку каждый управляющий элемент может иметь несколько подчиненных. Отсюда следует, что структурный порядок является многомерным. <…>

Материал, из которого строится речь, - это последовательность звуков <…>, которые мы воспринимаем органами слуха. Эту последовательность мы будем называть речевой цепочкой . Речевая цепочка одномерна. Она предстает перед нами в виде линии. В этом ее существенное свойство.

Линейный характер речевой цепочки обусловлен тем, что наша речь разворачивается во времени, а время принципиально одномерно. <…>

Речевая цепочка не только одномерна, но и направлена лишь в одну сторону. Это объясняется тем, что, она является функцией времени, которое движется только в одну сторону. Следовательно, речевая цепочка, так же как и время, необратима. <…>

Структурный порядок и линейный порядок.

В основании всего структурного синтаксиса лежит соотношение между структурным порядком и порядком линейным. Построить или установить схему предложения - значит преобразовать линейный порядок в структурный. <…> И обратно: восстановить предложение из стеммы, или воплотить стемму в предложение, - значит преобразовать структурный порядок в линейный, вытянув в цепочку образующие стемму слова. <…> Можно сказать: говорить на данном языке - значит уметь преобразовывать структурный порядок в линейный. Соответственно понимать язык - это быть в состоянии преобразовать линейный порядок в структурный. <…>

Несмотря на кажущуюся простоту, определить лингвистически понятие слова необычайно трудно. <…> Дело здесь, видимо, в том, что многие пытаются исходить из понятия слова, чтобы определить понятие предложения, вместо того чтобы, наоборот, отталкиваясь от понятия предложения, определить понятие слова. Нельзя определить предложение через слово, но только слово через предложение. Понятие предложения логически первично по отношению к понятию слова. <…> Поскольку предложение разворачивается в речевую цепочку, слово можно определить только как сегмент этой цепочки. <…>

Синтаксис и морфология.

Когда структурная схема предложения расположена в линейном порядке в речевой цепочке, она готова к тому, чтобы обрести звуковую оболочку и тем самым получить свою внешнюю форму. <…> Структурная и семантическая схемы, противостоящие внешней форме, составляют подлинную внутреннюю форму предложения. <…>

Всякий, кто изучал иностранный язык, знает, какие требования налагает на говорящего на данном языке его внутренняя форма. Она представляет собой силу, которой невозможно противостоять - своего рода категорический императив. Изучение внешней формы предложения составляет объект морфологии. Изучение его внутренней формы - объект синтаксиса.

Таким образом, синтаксис резко отделен от морфологии и независим от нее. Он подчиняется своим собственным законам - он автономен. Автономия синтаксиса далеко не общепризнана. После того как под влиянием идей, господствовавших в XIX в., подход Ф. Боппа возобладал в сознании лингвистов над взглядами В. Гумбольдта, сравнительная грамматика развивалась практически исключительно в области фонетики и морфологии. <…>

Что касается синтаксиса, то со времен Ф. Боппа он всегда был на положении бедного родственника морфологии. В тех редких случаях, когда его не обходили молчанием, на него надевали морфологическую смирительную рубашку. Большая часть описаний синтаксиса, которые были опубликованы за последние сто лет, представляют собой лишь морфологический синтаксис . <…>

Морфологический маркер

Будем называть мысль и соответствующие ей структурную и линейную схемы выражаемым <…>, а фонетическую оболочку, которая придает им форму, воспринимаемую органами чувств, будем называть выражающим . <…>

Смысл <…>, или значение, <…> элемента речевой цепочки есть отношение выражающего к выражаемому. И это справедливо: выражаемое - это смысл выражающего. Понятие смысла позволяет определить выражаемое только по отношению к выражающему. Таким образом, оно предполагает первичность выражающего по отношению к выражаемому, то есть первичность морфологии по отношению к синтаксису.

Однако признать такую первичность было бы неправильно. В действительности синтаксис предшествует морфологии. Когда мы говорим, мы не подыскиваем задним числом смысл для уже произнесенной последовательности фонем. Наоборот, наша задача состоит в том, чтобы найти звуковое воплощение для заранее данной мысли, которая только и оправдывает самое его существование. <…>

Первичность синтаксиса вынуждает нас ввести в нашу терминологию новый термин, который был бы обратным по отношению к термину смысл. В качестве такого термина мы предлагаем термин «маркер» (или «морфологический маркер»). <…> Маркер выражает уже не отношение выражающего к выражаемому, а отношение выражаемого к выражающему. Теперь можно сказать, что выражающее - это маркер для выражаемого.

Из сказанного выше следует, что морфология по существу представляет собой изучение маркеров. <…> Синтаксическая связь не имеет маркеров, но от этого она не становится менее реальной. <…>

Структура и функция.

Функционирование <…> структурного единства основано на осмысленном сочетании функций его элементов. Без функций не может быть структуры. Иначе говоря, синтаксическая иерархия устроена так же, как и иерархия военная, в которой каждый военнослужащий выполняет строго определенные функции.

Из сказанного выше следует, что структурный синтаксис - это то же самое, что синтаксис функциональный, и, следовательно, функции, выполняемые различными элементами предложения и необходимые для его жизни, представляют для него первостепенный интерес. <…>

С этой точки зрения можно утверждать, что функциональный синтаксис способен оказать существенную помощь для изучения современных языков, для активного овладения ими и для их преподавания.

Следует отметить глубокую аналогию между функциональным синтаксисом и фонологией Пражской школы, которая стремится увидеть за явлениями чисто физической природы те собственно лингвистические функции, которые эти явления способны выполнять. <…>

Полнозначные и неполнозначные слова.

К первой категории относятся слова, наделенные определенной семантической функцией, то есть такие, форма которых непосредственно ассоциируется с определенной идеей, которую она представляет или вызывает в сознании. <…>

Ко второй категории относятся слова, не имеющие семантической функции. Это, по сути, просто грамматические средства, функция которых состоит лишь в том, чтобы указывать, уточнять или видоизменять категорию семантически наполненных слов и устанавливать соотношения между ними. <…> Четкая граница между полнозначными и неполнозначными словами имеется лишь в некоторых языках, в частности в китайском. <…> Многие языки, и в частности европейские, интересующие нас в наибольшей степени, часто объединяют в одном и том же слове полнозначные и неполнозначные элементы. Такие слова мы будем называть композитами. <…>

По мере исторического развития языка полнозначные слова имеют тенденцию превращаться в неполнозначные, обладающие только грамматической функцией. <…> Значения, выражаемые полнозначными словами, могут восприниматься только сквозь сетку грамматических категорий. Поэтому полнозначные слова относятся к ведению категориального синтаксиса.

Неполнозначные слова, напротив, принадлежат к функциональному синтаксису , поскольку в качестве служебных грамматических элементов они помогают связывать полнозначные слова в структурное единство. <…>

Виды полнозначных слов.

Мы будем классифицировать полнозначные слова по их категориальному содержанию. Выделим два основания для классификации. Прежде всего, необходимо отделить идеи, выражающие предметы, от идей, выражающих процессы.

Предметы - это вещи, воспринимаемые органами чувств и отмечаемые сознанием как имеющие самостоятельное существование, например, cheval «лошадь», table «стол», quelqu"un «кто-то». Полнозначные слова, выражающие идею предметности, называются существительными .

Процессы представляют собой состояния или действия, посредством которых предметы проявляют свое существование, например, est «является», dort «спит», mange «ест», fait «делает» и т.д. Полнозначные слова, обозначающие процессы, называются глаголами .

Большинство языков не обладает способностью различать понятия процесса и предмета. Они трактуют процесс как предмет, и, следовательно, глагол как существительное. В таких языках il aime «он любит» не отличается от son amour «его любовь». Иначе говоря, центральным узлом предложения здесь служит именной узел. Представляется, что понятие глагола в собственном смысле слова встречается только в наших европейских языках. <…>

Второе деление противопоставляет конкретные понятия, к которым в принципе относятся понятия предметов и процессов, и абстрактные понятия, к которым относятся их атрибуты. Это дает два новых разряда полнозначных слов - один в области предметов, а второй в области процессов.

Полнозначные слова, выражающие абстрактные атрибуты предметов, называются прилагательными .

Полнозначные слова, выражающие абстрактные атрибуты процессов, называются наречиями <…>

Итак, существительные, прилагательные, глаголы и наречия составляют четыре класса полнозначных слов, лежащих в самом основании языка <…>

Неполнозначные слова.

Мы уже видели, что неполнозначные слова представляют собой особые грамматические средства, и вследствие этого они относятся к функциональному синтаксису. Поэтому мы будем классифицировать их в соответствии с природой присущей им функции.

Общая функция неполнозначных слов состоит в том, чтобы разнообразить структуру предложения, изменяя его строение. Одни неполнозначные слова видоизменяют количественный аспект структуры предложения, а другие - ее качественный аспект.

Первая из этих функций, влияющая на количественный аспект строения предложения, называется юнктивной <…>. Она позволяет бесконечно увеличивать число элементов предложения, добавляя к любому ядру теоретически неограниченное число ядер той же природы. Морфологические маркеры юнкции мы будем называть юнктивами <…>.

Таким образом, функция юнктивов состоит в том, чтобы объединять друг с другом полнозначные слова или образуемые ими узлы. Так, во французском предложении Les hommes craignent la mis и re et la mort «Люди боятся нищеты и смерти» юнктив et «и» объединяет полнозначные слова mis и re «нищета» и mort «смерть» в единое целое.

Функция, изменяющая качественный аспект строения предложения, называется транслятивной . Она позволяет бесконечно дифференцировать элементы предложения, переводя любое ядро в теоретически бесконечное число ядер другой природы (то есть относящихся к другим категориям). Морфологические маркеры трансляции мы будем называть транслятивами <…>.

Таким образом, функция транслятивов состоит в изменении категорий полнозначных слов. Например, в субстантивном узле le bleu de Prusse «берлинская лазурь», букв. «прусская синяя (краска)» артикль le представляет собой транслятив, который превращает прилагательное bleu «синий» в существительное со значением «синяя краска», а предлог de - транслятив, превращающий существительное Prusse «Пруссия» в прилагательное, поскольку группа de Prusse по существу имеет функцию прилагательного. <…>

Юнктивы .

Юнктивы - это своего рода цемент, скрепляющий ядра одной и той же природы. Отсюда следует, что, подобно тому как цементный раствор кладется между кирпичами, юнктивы структурно располагаются между ядрами, не проникая в них самих. Юнктивы можно назвать межъядерными элементами. <…> Юнктивная функция признается и традиционной грамматикой, которая обозначает юнктивы термином «сочинительные союзы». <…>

Транслятивы.

Транслятивы, как мы видели выше, представляют собой неполнозначные слова, функция которых состоит в изменении категории полнозначных слов.

Отсюда вытекает, что их действие направлено непосредственно на полнозначные слова и, следовательно, локализовано внутри ядер, образованных этими словами. Можно сказать, что в отличие от юнктивов, являющихся межъядерными элементами, транслятивы являются элементами внутриядерными <…>

Транслятивная функция не была замечена традиционной грамматикой, которая противопоставила сочинительным союзам только подчинительные союзы. В действительности в разряд транслятивов следует отнести не только подчинительные союзы, но и относительные местоимения, предлоги, артикль и вспомогательные глаголы традиционной грамматики, а также глагольные приставки и грамматические окончания , представляющие собой не что иное, как агглютинированные транслятивы. <…>

Типы предложений.

Каждое полнозначное слово способно формировать узел. Мы будем различать столько типов узлов, сколько имеется типов полнозначных слов, а именно четыре: глагольный узел, субстантивный узел, адъективный узел и наречный узел.

· Глагольный узел - это такой узел, центром которого является глагол, например, Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара».

· Субстантивный узел - это такой узел, центром которого является существительное, например, six forts chevaux «шесть сильных лошадей».

· Адъективный узел - это такой узел, центром которого является прилагательное, например, extr к mement jeune «чрезвычайно молодой».

· Наречный узел - это такой узел, центром которого является наречие, например, relativement vite «сравнительно быстро».

Как мы видели, любое предложение представляет собой организованную совокупность узлов. Узел, который подчиняет себе все остальные узлы предложения, мы называем центральным.

Предлагается классифицировать предложения в соответствии с природой их центрального узла. Будем различать столько типов предложений, сколько имеется типов узлов, а именно четыре: глагольное предложение, субстантивное предложение, адъективное предложение и наречное предложение.

Глагольное предложение - это такое предложение, центральный узел которого глагольный, например: Le signal vert indique la voie libre «Зеленый сигнал показывает, что путь открыт». <…>

Субстантивное предложение - это такое предложение, центральный узел которого субстантивный, например: Le stupide XIX si й cle «Глупый XIX век» <…> или лат. Vae victis «Горе побежденным».

Адъективное предложение - это такое предложение, центральный узел которого адъективный. Впрочем, вместо прилагательного может выступать причастие, что не меняет структуру предложения, например: Ouvert la nuit «Открыто по ночам». <…>

Наречное предложение - это такое предложение, центральный узел которого наречный. Место наречия может занимать наречное выражение, что не меняет структуру предложения, например: A la recherche du temps perdu «В поисках утраченного времени». <…>

В языках, проводящих различие между глаголом и существительным, в частности в европейских языках <…>, наибольшее распространение имеют глагольные предложения. За ними, в порядке уменьшения употребительности, следуют субстантивные, адъективные и наречные предложения. Последние три типа, как мы видели, часто встречаются в названиях книг, в сценических ремарках и т.п. <…>

В языках, где различие между глаголом и существительным очевидным образом не проводится, не может быть глагольных предложений. В них самые распространенные предложения - субстантивные <…>.

Основой любого предложения является та или иная организация узлов. На эту общую основу могут накладываться другие явления, в результате которых происходит усложнение структуры предложения и увеличивается многообразие возможных структур. Таких явлений два: юнкция <…> и трансляция <…>.

Условимся называть простым предложением всякое предложение, в котором нормальная организация узлов нигде не осложнена юнкцией или трансляцией.

Соответственно сложным предложением <…> мы будем называть такое, в котором юнкция или трансляция представлены. <…>

Во второй книге говорится о структуре простого предложения.

Глагольный узел.

Глагольный узел, который является центром предложения в большинстве европейских языков <…>, выражает своего рода маленькую драму. Действительно, как в какой-нибудь драме, в нем обязательно имеется действие, а чаще всего также действующие лица и обстоятельства.

Если перейти от плана драматической реальности к плану структурного синтаксиса, то действие, актеры и обстоятельства становятся соответственно глаголом, актантами и сирконстантами. Глагол выражает процесс <…>

Актанты - это живые существа или предметы, которые участвуют в процессе <…> Так, в предложении Alfred donne le livre а Charles «Альфред дает книгу Шарлю» (см. ст. 77), Charles и даже livre , хотя и не действуют сами, тем не менее являются актантами в той же степени, что и Alfred .

Alfred le livre а Charles

Сирконстанты выражают обстоятельства (времени, места, способа и пр.), в которых развертывается процесс. <…> Сирконстанты - это всегда наречия (времени, места, способа и пр.) или их эквиваленты. И напротив, именно наречия, как правило, всегда берут на себя функцию сирконстантов.

Мы видели, что глагол является центром глагольного ядра и, следовательно, глагольного предложения. <…> Он, таким образом, выступает в качестве элемента, управляющего всем глагольным предложением.

В простом предложении центральным узлом не обязательно должен быть глагол. Но если уж в предложении имеется глагол, он всегда центр этого предложения. <…>

Что касается актантов и сирконстантов, то это элементы, непосредственно подчиненные глаголу. <…>

Субъект и предикат.

Традиционная грамматика, опираясь на логические принципы, стремится вскрыть в предложении логическое противопоставление субъекта и предиката: субъект - то, о чем сообщается нечто, предикат - то, что сообщается о субъекте <…>

Что касается чисто лингвистических наблюдений над фактами языка, то они позволяют сделать заключение совершенно иного характера: ни в одном языке ни один чисто языковой факт не ведет к противопоставлению субъекта предикату.

Так, например, в латинском предложении Filius amat patrem «Сын любит отца» (см. ст. 80), слово amat является результатом агглютинации предикативного элемента ama- и субъектного элемента -t. Разрыв между субъектом и предикатом, таким образом, не обозначен разрывом в слове. Напротив, имеется разрыв между составными элементами субъекта filius …- t и предиката ama -… patrem .

Переплетение элементов субъекта и предиката плохо согласуется с положением о противопоставленности этих двух понятий, в то время как не возникает никаких сложностей, если принять гипотезу о центральном положении глагольного узла.

В состав предиката иногда входят элементы, природа и внутренняя структура которых полностью сопоставимы с характером и структурой элементов субъекта.

Возьмем, например, предложение Votre jeune ami connaоt mon jeune cousin «Ваш молодой друг знает моего юного кузена» (см. Ст.81). Здесь элемент mon jeune cousin образует субстантивный узел, совершенно аналогичный узлу votre jeune ami, как о том свидетельствует идентичность их стемм <…>. Следовательно, нет никаких оснований помещать их на разных уровнях, что неизбежно, если допустить противопоставление субъекта и предиката.

votre jeune cousin

Это неудобство исчезает, если исходить из гипотезы глагольного узла как центрального в предложении и строить стеммы соответствующим образом. Параллелизм между двумя субстантивными узлами в данном случае восстанавливается (см. ст. 83).

votre jeune mon jeune

Противопоставление субъекта предикату мешает, таким образом, увидеть структурное равновесие в предложении, поскольку оно ведет к изоляции одного из актантов в качестве субъекта и к исключению других актантов, которые вместе с глаголом и всеми сирконстантами отнесены к предикату. Такой подход означает, что одному из членов предложения придается несоразмерная значимость, не оправданная ни одним строго лингвистическим фактом.

Противопоставление субъекта предикату скрывает, в частности, способность актантов взаимозаменяться, которая лежит в основе залоговых преобразований.

Так, активное латинское предложение Filius amat patrem «Сын любит отца» путем простой взаимозамены актантов превращается в пассивное Pater amatur a filio «Отец любим сыном»: первым актантом становится pater вместо filius, вторым - а filio вместо patrem , причем каждый остается на своем уровне (см. ст. 85 и 86).

filius patrem pater a filio

Стемма 85 Стемма 86

Напротив, противопоставление субъекта предикату приводит к диссимметрии, так как каждый актант изменяет свой уровень в зависимости от того, является ли он субъектом или нет (см. ст. 87 и 88).

filius amat pater amatur

Стемма 87 Стемма 88

Скрывая залоговый механизм, противопоставление субъекта предикату одновременно затушевывает всю теорию актантов и валентности глаголов.

Кроме того, оно лишает возможности выявить факты юнкции и трансляции, которые при подходе к глагольному узлу как к центральному так легко объяснимы. <…>

Мы видели, что актанты - это лица или предметы, а той или иной степени участвующие в процессе. С другой стороны, мы также видели, что актанты, как правило, выражены существительными <…> и что они непосредственно подчинены глаголу. <…> Актанты различаются по своей природе, которая в свою очередь связана с их числом в глагольном узле. Вопрос о количестве актантов, таким образом, является определяющим во всей структуре глагольного узла.

Глаголы обладают разным числом актантов. Более того, один и тот же глагол не всегда имеет одно и то же число актантов. Существуют глаголы без актантов, глаголы с одним, с двумя или тремя актантами.

Глаголы без актантов выражают процесс, который развертывается сам по себе, и в котором нет участников. Это относится в первую очередь к глаголам, обозначающим атмосферные явления. Так, в латинском предложении Pluit «Идет дождь» глагол pluit описывает действие (дождь) без актантов. Стемма в подобном случае сводится к простому ядру, <…> поскольку из-за отсутствия актантов в ней и не могут быть отражены связи между этими последними и глаголом. <…>

Опровержением сказанного выше не могут служить французские предложения типа Il pleut «Идет дождь», Il neige «Идет снег», где il вроде бы выступает актантом, ибо il в действительности является всего лишь показателем 3-го лица глагола и не выражает ни лица, ни предмета, которые каким-нибудь способом могут участвовать в этом атмосферном явлении. Il pleut образует ядро, и стемма здесь идентична предыдущей. <…> Данный факт традиционная грамматика признала, назвав il в этом случае псевдосубъектом. <…>

Возвращаясь к нашему сравнению предложения с маленькой драмой, <…> мы бы сказали, что в случае с безактантным глаголом поднявшийся занавес открывает сцену, на которой идет дождь или снег, но нет актеров.

Глаголы с одним актантом выражают действие, в котором участвует только одно лицо или предмет. Так, в предложении Alfred tombe «Альфред падает» (см. ст. 91) Альфред - единственный участник действия падения, и, для осуществления этого действия осуществилось, нет необходимости, чтобы кто-то, кроме Альфреда, участвовал в нем.

В соответствии с данным выше определением можно было бы подумать, что в предложении типа Alfred et Antoine tombent «Альфред и Антуан падают» глагол tomber включает два актанта (см. ст. 92). Ничуть не бывало. Это один и тот же актант, повторенный два раза. Это одна и та же роль, исполненная разными лицами. Иначе говоря, Alfred et Antoine tombent = Alfred tombe + Antoine tombe (см. Ст. 93). Мы имеем здесь простое раздвоение. А явление раздвоения не учитывается при определении числа актантов.

tombe tombe tombe tombe

Alfred et Antoine Alfred Antoine Alfred et Antoine

Стемма92 Стемма 93

Глаголы с двумя актантами выражают процесс, в котором участвуют два лица или предмета (разумеется не дублируя друг друга). Так, в предложении Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара» имеется два актанта: 1 - Alfred , который наносит удары, и 2 - Bernard , который их получает. Действие с двумя актантами не могло бы осуществиться, если бы оба актанта, каждый со своей стороны, не приняли в нем участия.

Глаголы с тремя актантами выражают действие, в котором участвуют три лица или предмета (естественно, не дублируя друг друга). Так, в предложении Alfred donne le livre а Charles «Альфред дает книгу Шарлю» имеется три актанта: 1 - Alfred , который дает книгу, 2 - le livre «книга», которая дается Шарлю, и 3 - Charles , тот, кто получает книгу. Действие с тремя актантами не могло бы осуществиться, если бы все три актанта, каждый в своей роли, не приняли в нем участия.

В случае глаголов с тремя актантами первый и третий актанты, как правило, лица (Альфред, Шарль), второй - предмет (книга).

Введение вспомогательного глагола (в формах наклонения или времени) ничего не меняет в организации актантовой структуры: актантная структура предложения Alfred peut donner le livre а Charles «Альфред может дать книгу Шарлю» (см. ст. 94) ничем не отличается от структуры предложения Alfred donne le livre а Charles (см. ст. 77)

le livre а Charle

Виды актантов.

1. Разные актанты выполняют разные функции по отношению к глаголу, которому подчиняются. <…> С семантической точки зрения первый актант - тот, который осуществляет действие. Поэтому первый актант в традиционной грамматике называется субъектом, этот термин мы и оставим. <…> С семантической точки зрения второй актант - тот, который испытывает действие. Второй актант издавна назывался прямым дополнением, позднее - дополнением объекта. Мы будем называть его просто объектом.

Следует отметить, что если семантически между субъектом и объектом имеет место противопоставление, то структурно между первым и вторым актантами существует не противопоставление, а простое различие.

Действительно, со структурной точки зрения независимо от того, чту перед нами, первый или второй актант, подчиненный элемент всегда является дополнением, так или иначе дополняющим подчиняющее слово, <…> причем в любом случае существительное, будь то субъект или объект, управляет всеми подчиненными элементами, объединенными в узел, центром которого оно выступает.

Исходя из этой точки зрения и используя традиционные термины, без колебаний можно утверждать, что субъект - это такое же дополнение, как и все другие. Хотя на первый взгляд такое утверждение и кажется парадоксальным, оно легко доказуемо, если уточнить, что речь идет не о семантической, а о структурной точке зрения.

Так, в предложении Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара» <…> Bernard структурно представляет собой второй актант, семантически же - объект глагола frappe .

Определяя второй актант, мы все время обращались к наиболее распространенным фактам, а именно к активной диатезе. <…> Обратимся теперь к пассивной диатезе, когда действие рассматривается с противоположной стороны. <…> В то время как второй актант глагола в активной диатезе испытывает действие, <…> второй актант глагола в пассивной диатезе это действие осуществляет: Bernard est frapp и par Alfred «Бернар избивается Альфредом».

Таким образом, со структурной точки зрения мы будем различать второй актант актива, за которым мы сохраним название просто второго актанта и второй актант пассива.

С семантической точки зрения второй актант пассива в традиционной грамматике принято называть дополнением пассива, или агентивным дополнением. Мы будем называть его контрсубъект, <…> поскольку он противостоит субъекту, как пассив противостоит активу.

Третий актант - с семантической точки зрения - это актант, в чью пользу или в ущерб которому совершается действие. Поэтому третий актант в традиционной грамматике когда-то назывался косвенным дополнением, или атрибутивным.

На третий актант присутствие других актантов, так же как переход от актива к пассиву, не оказывает влияния. Как в активной, так и в пассивной диатезе он остается третьим актантом: Alfred donne le livre а Charles «Альфред дает книгу Шарлю», как и Le livre est donn й par Alfred а Charles «Книга дана Альфредом Шарлю». <…>

Валентность и залог

Мы уже знаем <…>, что существуют глаголы, не имеющие ни одного актанта, глаголы с одним актантом, глаголы с двумя актантами и глаголы с тремя актантами.

Подобно тому, как существуют различные типы актантов: первый актант, второй актант и третий актант <…>, так и свойства глаголов, управляющих этими актантами, различаются в зависимости от того, управляют ли они одним, двумя или тремя актантами. Ведь совершенно очевидно, что субъект не может одинаковым образом воспринимать глагол, способный управлять одним актантом, глагол, способный управлять двумя или тремя актантами, и глагол, лишенный возможности иметь какой-либо актант вообще.

Таким образом, глагол можно представить себе в виде своеобразного атома с крючками, который может притягивать к себе большее или меньшее число актантов в зависимости от большего или меньшего количества крючков, которыми он обладает, чтобы удержать эти актанты при себе. Число таких крючков, имеющихся у глагола, и, следовательно, число актантов, которыми он способен управлять, и составляет сущность того, что мы будем называть валентностью глагола.

Способ представления говорящим глагола с точки зрения его валентности по отношению к возможным актантам является тем, что в грамматике именуется залогом. Следовательно, залоговые свойства глагола зависят главным образом от числа актантов, которые он может иметь.

Необходимо отметить, что вовсе не обязательно, чтобы все валентности какого-либо глагола были заняты соответствующими актантами, чтобы они были всегда, если можно так выразиться, насыщены. Некоторые валентности могут оказаться незанятыми, или свободными. Например, двухвалентный глагол chanter «петь» может быть употреблен без второго актанта. Можно сказать Alfred chante «Альфред поет», ср. Alfred chante une chanson «Альфред поет песню».<…>

Безвалентные глаголы

Глаголы, не могущие иметь актантов, или безвалентные глаголы, то есть глаголы, лишенные всякой валентности, известны в традиционной грамматике под названием безличных. Однако последний термин был признан неудачным, поскольку так называемые безличные глаголы употребительны как в личных наклонениях <…>, так и в безличных (в форме инфинитива или причастия например, pleuvoir «дождить»).

Отсутствие актантов у безвалентных глаголов легко объяснимо, если учесть, что они обозначают события, которые происходят без участия каких бы то ни было актантов. Предложение Il neige «Идет снег» обозначает только процесс, происходящий в природе, причем мы не можем представить себе существование актанта, который являлся бы первопричиной этого процесса.

Одновалентные глаголы.

Глаголы с одним актантом, иначе одновалентные глаголы, в традиционной грамматике известны под <…> названием непереходных глаголов. Например, непереходными являются глаголы sommeiller «дремать», voyager «путешествовать», jaillir «хлынуть».

Действительно, можно сказать, Alfred dort «Альфред спит» или Alfred tombe «Альфред падает», но нельзя сказать или, скорее, нельзя вообразить себе, что этот процесс затрагивает еще один какой-то актант, кроме Альфреда. Невозможно дремать, путешествовать или хлынуть кого-либо или что-либо.

Одноактантные глаголы часто оказываются галголами состояния <…>, но одноактантными могут быть также глаголы действия. <…> В случае одноактантных глаголов подчас бывает очень трудно определить, является ли их единственный актант первым или вторым актантом. <…>

Большие затруднения для анализа представляют также глаголы, обозначающие метеорологические явления, когда они употребляются как одноактантные. Выражение Il pleut des hallebardes «Дождь льет как из ведра» (букв. «льет алебарды») анализируется иногда как Des hallebardes pleuvent букв. «Алебарды падают дождем». Но алебарды следует скорее понимать как объект дождя, а не субъект, который в свою очередь предстает скорее в образе греческого бога, низвергаюшего потоки дождя. Кроме того, форма множественного числа hallebardes не может рассматриваться с грамматической точки зрения как субъект глагола pleut, который сохраняет форму единственного числа. Отсюда напрашивается вывод, что единственный актант des hallebardes является вторым актантом, а не первым. <…>

Весьма вероятно также существование глаголов с одним-единственным актантом, который является третьим актантом. В частности, подобные глаголы обнаруживаются в выражениях типа нем. es ist mir warm "мне тепло"; здесь актант, выраженный дативом, представляет собой лицо, которому приписывается ощущение тепла, выраженное глаголом.

Переходные глаголы.

Двухактантные глаголы в традиционной грамматике называются переходными глаголами, поскольку в таком предложении, как Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара», действие переходит от Альфреда на Бернара.

В традиционной грамматике с полным основанием выделяются четыре разновидности переходного залога, нечто вроде подзалогов, которые мы будем называть диатезами, позаимствовав этот термин у греческих грамматиков (дйЬиеуйт).

В самом деле, если действие подразумевает наличие двух актантов, мы можем рассматривать его по-разному, в зависимости от направления, в котором оно осуществляется, или, если прибегнуть к традиционному термину, в зависимости от направления, в котором оно переходит от одного актанта к другому.

Возьмем, к примеру переходный глагол frapper «ударять» и два актанта: A (Alfred) который наносит удар, и B (Bernard), который его получает, и составим следующее предложение: Alfred frappe Bernard «Альфред ударяет Бернара». В этом случае можно сказать, что глагол frapper «ударять» употреблен в активной диатезе, поскольку действие «нанесение удара» совершается первым актантом, который, таким образом, является активным участником действия.

Но ту же мысль можно выразить предложением Bernadr est frapp й par Alfred букв. «Бернар ударяется Альфредом». В таком случае глагол frapper «ударять» находится в пассивной диатезе, поскольку первый актант лишь испытывает действие, его участие в действии оказывается совершенно пассивным. Актив и пассив являются основными диатезами переходного залога, однако это не единственные диатезы, поскольку их можно комбинировать.

Например, может получиться так, что одно и то же лицо (или вещь) наносит удары и получает их. Оно одновременно является и активным и пассивным, иными словами, и первым и вторым актантом. Такой случай представляет собой фраза Alfred se tue «Альфред убивает себя». Здесь глагол в возвратной диатезе, потому что действие, исходя от Альфреда, к нему же и возвращается, словно отраженное зеркалом. Подобным же образом можно сказать Alfred se mire или Alfred se regarde dans un miroir «Альфред смотрится в зеркало».

Наконец бывают случаи, когда два действия оказываются параллельными, но противоположно направленными, каждый из двух актантов играет активную роль в одном действии и одновременно пассивную роль - в другом. Подобный случай представлен в предложении Alfred et Bernard s "entretuent «Альфред и Бернар убивают друг друга». Здесь глагол во взаимной диатезе, потому что действие является взаимным.

Четыре диатезы переходного залога можно обобщить с помощью следующей схемы:

§ Активная диатеза (актив)

§ Пассивная диатеза (пассив)

§ Возвратная диатеза (рефлексив)

§ Взаимная диатеза (реципрок). <…>

Вариативность числа актантов.

Часто можно наблюдать, что смысл двух глаголов различается лишь тем, какое число актантов он предполагает. Так, глагол renverser «повалить», «опрокинуться» отличается от глагола tomber «упасть» наличием дополнительного актанта. Действительно, если взять предложение Afred tombe «Альфред падает», то падение, которое совершает Альфред, целиком содержится также в значении предложения Bernard renverse Alfred «Бернар валит Альфреда». Различие между двумя предложениями заключается только в числе актантов, поскольку у глагола tomber всего лишь один актант - Alfred , в то время как у глагола renverser их два: Bernard и Alfred .

Регулярное семантическое соответствие, встречающееся у глаголов, различающихся только числом актантов, обуславливает существование во многих языках некоторого механизма, который обеспечивает изменение числа актантов с помощью особого морфологического маркера. Этот маркер, присущий в неизменном виде большому числу глаголов, позволяет установить стройную систему грамматикализованных связей между глаголами с одним и тем же смыслом, но с различной валентностью.

Подобный маркер очень полезен в языке, потому что он позволяет при совершении определенного рода операции коррекции употреблять глаголы с заданной валентностью с большим или меньшим на одну единицу числом актантов. Так, оказывается возможным двухактантный глагол возвести в «ранг» трехактантного или, наоборот, свести к одноактантному.

Операция, которая заключается в увеличении на одну единицу числа актантов, составляет сущность того, что называется каузативной диатезой. <…> Обратная операция, которая заключается в уменьшении на одну единицу числа актантов, составляет сущность того, что мы будем называть рецессивной диатезой.

Каузативная диатеза. Дополнительный актант.

Если число актантов увеличить на одну единицу, то новый глагол будет каузативным по отношению к исходному. Так, можно утверждать, что глагол renverser «опрокинуть» по своему смыслу является каузативом от глагола tomber «упасть», а глагол monter «показать» - каузативом от глагола voir «видеть».

Можно констатировать, что в таком случае новый актант не является непосредственным агенсом процесса, хотя он всегда оказывает опосредованное, но часто более эффективное, более реальное воздействие на процесс, являясь его инициатором.

Аналитический маркер новой валентности.

Наличие новой валентности может маркироваться как аналитическим способом (использование вспомогательного глагола каузатива), так и синтетическим способом (использование особой формы глагола) или может вовсе не маркироваться морфологическими средствами. <…>

Рецессивная диатеза и маркер рефлексивности.

В противоположность каузативной диатезе в рецессивной диатезе число актантов уменьшается на единицу. <…> Маркер рецессивной диатезы во французском, как и во многих других языках, идентичен маркеру возвратной диатезы.

Употребление рефлексива в функции рецессива легко объяснимо. Поскольку рецессив не имеет синтетической или какой-либо иной специализированной формы, язык, естественно, прибегает к такой форме, благодаря которой двухактантные глаголы более всего сближаются с одноактантными. Очевидно, такой формой является форма возвратной диатезы; хотя глагол в ней имеет два актанта, тем не менее эти два актанта соотносятся с одним и тем же лицом, или, лучше сказать, одно и то же лицо одновременно играет роль первого и второго актанта. Отсюда ясно, что от представления о двух актантах, соотносящихся с одним и тем же лицом, легко можно сделать переход к представлению об одном-единственном актанте. <…>

Усложнение простого предложения.

В первой части книги мы описали схему простого предложения, которую всегда можно получить, исключив усложняющие ее элементы; теперь нам необходимо изучить сами эти усложняющие элементы. Они сводятся к двум явлениям совершенно различного порядка: юнкции и трансляции. Синтаксическая связь, юнкция и трансляция являются, таким образом, тремя главными категориями, между которыми распределяются все факты структурного синтаксиса.

Юнкция представляет собой соединение ряда однородных узлов, в результате чего предложение обогащается новыми элементами, становится более развернутым и, следовательно, увеличивается его длина.

Трансляция же заключается в превращении одних конститутивных элементов предложения в другие, при этом предложение не становится более развернутым, однако его структура делается более разнообразной. Как и в случае юнкции, длина предложения увеличивается, но в результате действия совершенно иных механизмов. Слова, которыми маркируется юнкция, мы будем называть юнктивами, а слова, которыми маркируется трансляция - транслятивами.

Юнктивы и транслятивы не являются частью структуры предложения и не принадлежат ни к одной из четырех основных категорий слов. Это пустые слова, то есть слова, имеющие только грамматическую функцию. Юнктивы и транслятивы представляют собой два больших класса, между которыми распределяются все слова с грамматической функцией. <…>

В традиционной грамматике юнктивы и транслятивы часто смешиваются под общим, весьма расплывчатым наименованием союзов (сочинительные и подчинительные союзы); ни подлинная природа этих слов, ни характерные особенности каждого из них не были поняты как следует. <…>

Юнкция есть явление количественное; ее можно сравнить с действиями сложения и умножения в арифметике. Изменения, к которым приводит юнкция в простом предложении, сравнительно немногочисленны; в результате развертывания значительно увеличиваются размеры предложения, однако юнкция не позволяет развертывать его до бесконечности.

Напротив, трансляция есть явление качественное. Ее результаты несравненно более разнообразны, она позволяет увеличивать размеры простого предложения до бесконечности и не накладывает никаких ограничений на его развертывание.

Раздвоение и юнкция.

Юнкция осуществляется между двумя однородными узлами, какова бы ни была их природа. Юнкция может наблюдаться между двумя актантами (Les hommes craignent la mis и re et la mort «Люди боятся нищеты и смерти»), между двумя сирконстантами (Alfred travaille vite et bien «Альфред работает быстро и хорошо»), между двумя глагольными узлами (Passe - moi la rhubarbe et je te passerai le s й n й «Уступи мне, тогда и я тебе уступлю» букв. «Дай мне ревень, а я дам тебе александрийский лист») или между двумя адъективными узлами (… un saint homme de chat , bien fourr й, gros et gras (La Fontaine . Fables, VII, 16) букв. «благочестивый кот, пушистый, большой и жирный»). <…>

В третьей части Теньер говорит о трансляции.

Теория трансляции.

Трансляция, как и юнкция, <…> относится к явлениям, которые вносят усложнения в простое предложение. Возьмем, например, французское сочетание le livre de Pierre «книга Петра». Традиционная грамматика изучает его структуру в разделе, посвященном синтаксису предлогов, поскольку отношение принадлежности между словами Pierre и livre выражено предлогом de. Взяв соответствующее латинское выражение liber Petri , мы увидим, что латинская грамматика описывает его в разделе, посвященном синтаксису падежей, поскольку P etri стоит в генетиве. Наконец, структура английского сочетания Peter "s book обсуждается в связи с саксонским генетивом на s . Таким образом, изучение этого оборота входит в компетенцию трех различных разделов грамматики в зависимости от того, о каком языке идет речь - о латинском, французском или английском.

Между тем, во всех трех случаях мы имеем дело с одним и тем же синтаксическим отношением. <…> Синтаксис должен стремиться к тому, чтобы, точно установить природу этого явления, сосредоточить его изучение в одном месте, а не распылять его по трем разным главам морфологии. <…>

Сближение тех явлений, которые под многообразием морфологических обличий скрывают тождество синтаксической природы, облегчило бы создание общего синтаксиса. Такое сближение позволило бы поставить эти явления на подлинно синтаксическую основу, а не возводить их неправомерно к морфологии, которая лишь мешает их правильному пониманию и классификации. <…>

Чтобы лучше понять эту программу, начнем с анализа интересующего нас французского оборота. Рассмотрим выражение le livre de Pierre «книга Петра». Грамматисты обычно описывают его (или думают, что описывают) следующим образом. Предлагается считать, что предлог de обозначает здесь отношение обладания между книгой и Петром, или, наче говоря, отношение принадлежности между обладаемым объектом (книга) и обладателем (Петр). В таком описании есть доля истины, поскольку, действительно, когда мы говорим о собаке, принадлежащей своему хозяину, мы употребляем оборот le chien du ma о tre «собака хозяина».

Однако мы быстро убедимся в том, что это объяснение слишком поверхностно, как только дадим себе труд изменить направление синтаксической связи в этом выражении: сочетание le ma о tre du chien «хозяин собаки» никоим образом не означает, что хозяин принадлежит собаке. Очевидно, мы попытались втиснуть данное явление в слишком узкие рамки, из которых синтаксическая реальность не замедлила вырваться. <…>

Этому предлогу упорно пытаются придать определенное семантическое значение, в то время как в действительности он обладает лишь структурным значением, и притом гораздо более общего характера. В самом деле, можно утверждать, что во всех приведенных примерах <…> элемент, вводимый предлогом de, подчинен управляющему существительному (или субстантивированному прилагательному).

Как мы знаем, наиболее обычным зависимым от существительного элементом предложения является определение, а в функции определения чаще всего выступает прилагательное.

Следует признать, что сочетания de Pierre <…> и т. п., зависящие от существительного, выступают в функции прилагательного. Несмотря на то, что в строгом смысле слова они прилагательными не являются, синтаксически они ведут себя именно как таковые.

С другой стороны, для понимания природы предлога de важно обратить внимание на то, что вслед за ним в обсуждаемых примерах следует существительное. Если слово Pierre является существительным, а группа de Pierre выполняет функцию прилагательного, то это означает, что предлог de изменил синтаксическую природу слова, к которому он присоединен. Существительное он синтаксическим путем превратил в прилагательное.

Именно это изменение синтаксической природы мы называем трасляцией.

Механизм трансляции.

Сущность трансляции состоит в том, что она переводит полнозначные слова из одной категории в другую, то есть превращает один класс слов в другой.

В сочетании le livre de Pierre «книга Петра» существительное Pierre приобретает функцию определения, точно такую же, которая свойственна прилагательному в сочетании le livre rouge «красная книга». Хотя морфологически слово Pierre не является прилагательным, оно приобретает синтаксические свойства последнего, то есть адъективную функцию. <…>

Таким образом, благодаря тому, что выражение de Pierre <…> подверглось трансляции в прилагательное, существительное Pierre приобрело способность играть роль определения к другому существительному - так, как если бы оно само превратилось в прилагательное. Это существительное ведет себя уже не как актант, а как определение.

Однако это структурное свойство не является отличительной чертой трансляции. Оно всего лишь ее следствие, хотя и непосредственное, поскольку трансляция имеет категориальную, а не структурную природу.

Таким образом, следует строго различать две операции. Первая - это изменение категории, которое составляет сущность трансляции. Она вызывает вторую операцию, которая состоит в изменении функции. А это, в свою очередь, обусловливает все структурные потенции слова.

Трансляция служит необходимой предпосылкой определенных структурных связей, но не является непосредственной причиной, вызывающей эти связи. Структурная связь - это базовый элемент, лежащий в основе структуры простого предложения. Она устанавливается автоматически между определенными категориями слов и никак не маркируется. <…>

Чтобы правильно понять природу трансляции, важно не упускать из виду того, что это явление синтаксическое и, следовательно, не умещается в тех морфологических рамках, в которых мы, к сожалению, привыкли вести синтаксические рассуждения. <…>

Роль и значение трансляции.

Роль и польза трансляции состоит в том, что она компенсирует категориальные различия. Она дает возможность правильно построить любое предложение, благодаря тому, что позволяет любой класс слов преобразовать в любой другой. <…>

Таким образом, трансляция представляет собой явление, позволяющее реализовать любую структуру предложения, пользуясь базовыми категориями, то есть основными классами слов. <…>

Отсюда видно, какое значение имеет феномен трансляции, которая щедро рассыпана в нашей речи и уже в силу этого предстает как одно из самых существенных свойств человеческого языка. <…> (Теньер 1988: 7-605)

Выводы к главе 2

Синтаксис рассматривался ученым как особый уровень описания языковой системы, промежуточный между поверхностным линейным порядком элементов и семантическим уровнем. Как главное понятие синтаксиса Теньер выделял синтаксическую связь, определяющую зависимость одного слова от другого; в связи с этим им была сформулирована нетрадиционная для времени написания книги, но впоследствии ставшая почти общепринятой в самых различных синтаксических теориях концепция сказуемого как центра предложения, от которого зависит в том числе и подлежащее. «Глагольный узел», согласно Теньеру, состоит из сказуемого («глагола»), обязательных зависимых членов - актантов и необязательных зависимых членов - сирконстантов. Разные глаголы способны присоединять разное число актантов; способность глагола присоединять к себе актанты именуется (по аналогии с химической терминологией) валентностью. Для описания синтаксиса Теньером был предложен специальный метаязык, получивший название дерева зависимостей. В книге Теньера предлагается также некоторый вариант синтаксической типологии, основанный на закономерностях порядка слов в языках. Как практик преподавания иностранных языков Теньер настаивал на важности обучения студентов приемам синтаксического анализа, в чем резко расходился с коммуникативным подходом.

1. Предметом структурного синтаксиса является изучение предложения (phrase). Недаром, когда немецким лингвистам потребовалось перевести на свой язык слово "синтаксис", они выбрали термин "Satzlehre" "учение о предложении".

2. Предложение 1 представляет собой организованное целое, элементами которого являются слова 2 .

3. Каждое слово, входящее в состав предложения, утрачивает свою изолированность, всегда присущую ему в словаре 3 . Можно заметить, что каждое слово предложения вступает с соседними словами в определенные связи (connexions), совокупность которых составляет костяк, или структуру, предложения.

4. Эти связи ничем не выражаются. Но они необходимо обнаруживаются сознанием говорящих, без чего ни одно предложение не было бы понятным. Когда я произношу предложение Alfred parle "Альфред говорит" (см. ст.* 1), я не имею в виду сообщить две отдельные вещи: с одной стороны, "имеется человек, которого зовут Альфред", а с другой стороны, "кто-то говорит". В моем сознании эти сообщения объединены: "Альфред выполняет действие говорения", или "тот, кто говорит - это Альфред".

5. Отсюда вытекает, что предложение типа Alfred parle состоит не из

1 Грамматисты неоднократно пытались сделать понятие предложения (phrase) более ясным, сводя его к заимствованному го логики термину пропозиция (proposition) (ср. гл. 20, § 18). Нельзя сказать, чтобы эти попытки увенчались полным успехом. Ср. высказывание О. Блока: "Среди разных авторов нет единодушия даже по поводу того, что следует понимать под термином пропозиция" (Bloch 1936, 90).

Иными словами, мы не разделяем точки зрения А. Соважо, который, отчаявшись определить понятие предложения, замечает: "Определение предложения не представляет никакого интереса с точки зрения синтаксиса. В лучшем случае это понятие можно считать конечной целью исследования, но никак не отправной его точкой" (Sauvageot 1936,162).

3 Впрочем, изолированное слово - это чистая абстракция, поскольку предложение - это естественная среда, в которой живут слова, подобно тому как рыбы живут в воде. При создании словаря мы берем элементы языковой реальности и искусственно извлекаем их из естественной среды, в которой они живут. Поэтому словарь неизбежно оказывается коллекцией окаменелостей.

* Ст. - сокращение от "стемма" (stemme). - Прим. ред.

двух элементов: 1) Aflred и 2) parle, а из трех: 1) Alfred, 2) parle, 3) связь, которая их объединяет и без которой не было бы предложения. Говорить, что предложение типа Alfred parle содержит только два элемента, - значит анализировать его с чисто поверхностной, морфологической точки зрения и игнорировать самое существенное - синтаксическую связь.

6. Так же обстоит дело и в мире химических веществ: в результате соединения натрия (Na) и хлора (С1) образуется сложное вещество - поваренная соль, или хлористый натрий (NaCl) , - обладающее совершенно иными свойствами, нежели составляющие его натрий и хлор.

7. Синтаксическая связь необходима для выражения мысли. Без нее мы не могли бы передать никакого связного содержания. Наша речь была бы простой последовательностью изолированных образов и идей, ничем не связанных друг с другом.

8. Именно синтаксическая связь делает предложение живым организмом, и именно в ней заключена его жизненная сила.

9. Построить предложение - значит вдохнуть жизнь в аморфную массу слов, установив между ними совокупность синтаксических связей.

10. И обратно, понять предложение - значит уяснить себе совокупность связей, которые объединяют входящие в него слова.

11. Понятие синтаксической связи является, таким образом, основой всего структурного синтаксиса. Важность этого понятия следует решительно подчеркивать.

12. Собственно говоря, именно то, что мы называем связью, и выражает само слово "синтаксис", означающее по-гречески "расположение", "установление порядка". Кроме того, этому понятию, отражающему внутреннюю природу предложения, соответствует innere Sprachform "внутренняя форма языка" В. Гумбольдта 5 .

13. Для наглядности мы будем изображать связи между словами графически, посредством линий, которые мы будем называть линиями синтаксической связи (см. ст. 1).

4 Плодотворное понятие innere Sprachform, введенное более века назад, все еще не заняло в лингвистике подобающего места. Этому помешала навязанная "морфологистами" аксиома, согласно которой к ведению лингвистики принадлежат только непосредственно воспринимаемые, материальные факты языка, то есть факты, относящиеся к внешней сфере. Тем самым а priori отрицается сама innere Sprachform, которая, по определению, принадлежит внутренней сфере.

5 Вильгельм Гумбольдт - языковед высочайшего класса, с гениальной интуицией, которому современная лингвистика еще далеко не воздала должного, в то время как Бопп, основатель сравнительной грамматики, превозносится до небес. Мейе считал такое положение дел справедливым, что по меньшей мере парадоксально, если принять во внимание сравнительную важность работ этих двух ученых. В истории мысли Гумбольдт, друг Шиллера и Гёте, несомненно, стоит гораздо выше Боппа, который никогда не поднимался над уровнем хорошего узкого специалиста. Всякий, кто имеет хоть какое-то представление о развитии немецкой мысли в XIX веке, справедливо удивится, узнав, что такой всеобъемлющий мыслитель, как Гумбольдт, обладающий глубокими познаниями в различных областях, ученый высокой научной культуры, помещен на иерархической лестнице ниже Боппа, простого специалиста по сравнительной грамматике, который в истории немецкой мысли почти не заметен. В конце концов лингвисты неизбежно отдадут полную справедливость Гумбольдту, человеку, которого Гёте допустил в круг людей, ему интеллектуально близких, и который был мыслителем совсем иного масштаба, чем Бопп.

История изучения русского синтаксиса берет свое начало с "Российской грамматики" М.В. Ломоносова (1755). Расцвет русской синтаксической науки наступает в 19 - нач.20 в., когда получают развитие основные направления отечественного языкознания: логико-грамматическое (Ф.И. Буслаев, Н.И. Греч, К.С. Аксаков), психологическое (А.А. Потебня, Д.Н. Овсянико-Куликовский), формально-грамматическое (Ф.Ф. Фортунатов, А.М. Пешковский).

Все эти направления внесли значительный вклад в разработку лингвистических проблем, но отличаются односторонним подходом к синтаксису.

“Российскаяграмматика”, созданная Ломоносовым в 1755- 1757 гг., несомненно, может быть признана наиболее совершенным из всех его филологических трудов. Основное ее значение для истории русского литературного языка заключается в том, что это первая действительно научная книга о русском языке, где М. В. Ломоносов же с самого начала делает предметом научного описания именно общенародный русский язык, современный ему.

Шестое “Наставление”, посвященное вопросам синтаксиса, озаглавлено “О сочинении частей слова” и разработано в “Российской грамматике” значительно менее подробно, что отчасти восполняется рассмотрением подобных же вопросов в “Риторике” (1748 г.). В области синтаксиса литературно-языковая нормализация, по наблюдениям В. В. Виноградова, в середине XVIII в. была сосредоточена почти исключительно на формах высокого слога.
Отметим, что Ломоносов в § 533 грамматики рекомендовал возродить в русском литературном языке оборот дательного самостоятельного. “Может быть со временем,-писал он,- общий слух к тому привыкнет, и сия потерянная краткость и красота в российское слово возвратится”.
Следует заметить, что синтаксис литературного языка XVIII в. ориентировался на немецкий или латинский, в частности сложные предложения с причастными оборотами строились по образцу названных языков. Язык прозаических произведений самого Ломоносова в этом отношении не представлял исключения. В них преобладали громоздкие периоды, причем глаголы-сказуемые в предложениях, как правило, занимали последнее место. Равным образом и в причастных или деепричастных оборотах аналогичное место принадлежало причастным или деепричастным формам. Приведем в качестве примера отрывок из слова Ломоносова “О пользе химии”: “...Натуральныя вещи рассматривая, двоякого рода свойства в них находим. Одне ясно и подробно понимаем, другия хотя ясно в уме представляем, однако подробно изобразить не можем... Первыя чрез геометрию точно размерить и чрез механику определить можно; при других такой подробности просто употребить нельзя; для того, что первыя в телах видимых и осязаемых, другие в тончайших и от чувств наших удаленных частицах свое основание имеют”. В работах Г. Н. Акимовой убедительно показано, что разносторонняя деятельность Ломоносова и в области синтаксиса способствовала становлению “органической фразы” в современном русском языке.

В свою очередь Буслаев выдвинул теорию, в которой он утверждал тождество между суждением и предложением. Его теория не верна, поскольку в суждении нет второстепенных членов, как в предложении

В «Синтаксисе» -- второй части «Опыта исторической грамматики русского языка» -- Буслаев, рассматривая проблемы взаимоотношения языка и мышления, трактует их в большинстве случаев в духе философской грамматики. Он справедливо указывает на сложность отношений между языком и мышлением, которая объясняется тем, что, хотя язык служит выражением деятнльности нашего мышления, мысль развивается независимо от форм языка. Признавая связь языка и мышления и в то же время отрывая мышление от языка, Буслаев допускает параллелизм между языком и мышлением. Функция языка, по его мнению, -- выражать мысль словами. Он отвергает всякое качественное различие между языком и мышлением.

Описание некоторых синтаксических теорий

1. Формальный синтаксис.

Самая простая и очевидная теория синтаксиса представляет собой список всех правильных предложений какого-либо языка. Еще античная грамматическая традиция предлагала перечисление схем и образцов предложений как способ описания синтаксических структур. Каждое предложение может быть представлено в виде схемы – перечня членов предложения и их связей. Сами предложения классифицируются в зависимости от их формы: предложения односоставные и двусоставные, простые и сложные, сложносочиненные и сложноподчиненные и т.д. Сложноподчиненные предложения, например, группировались по характеру союзов и союзных слов без последовательного и строгого учета содержания. Формальный синтаксис в русской лингвистической традиции был представлен в трудах ученых фортунатовской школы: М.Н. Петерсона, А.М. Пешковского, А.А. Шахматова. В школьных учебниках вплоть до нашего времени представлена логико-грамматическая классификация предложений, которую обыкновенно связывают с именем Ф.И. Буслаева.

2. Структурный синтаксис.

Э. Бенвенист

В первой половине XIX в. в лингвистике восторжествовал структурный подход к изучению языка. Стремление приблизить лингвистику к точным наукам способствовало появлению теорий, которые могли бы объективно описать сложное, многоуровневое устройство языка, объяснить взаимосвязь языковых единиц. Торжеством структурного подхода явилось создание особой науки – фонологии, которая объясняла устройство и функционирование фонетической системы языка. Морфология и лексика в большей или меньшей степени также использовали структурный метод. С синтаксисом дело обстояло сложнее. Во-первых, синтаксические единицы представляли собой открытый список, то есть все возможные предложения невозможно пересчитать и описать. Во-вторых, многие лингвисты не рассматривали синтаксис в рамках структурного описания языковой системы, так как синтаксис представлял уже языковое творчество, использование готовых единиц языка в речи. Эмиль Бенвенист, например, исключая синтаксический уровень из языковой системы, обращал внимание на главное свойство предложения – способность выполнять коммуникативную функцию, на актуализацию синтаксической структуры в контексте речевой ситуации.

Структуралисты принципиально разграничивали «внутреннюю» и «внешнюю» лингвистику. Первая представляет собой устройство языковой системы, а внешняя – влияния на язык различных внешних факторов. Предметом пристального изучения структуралистов была именно «внутренняя» лингвистика. Но синтаксис очень тесно связан с процессом мышления и речеобразования, с психологией и логикой. Итак, структуралисты не уделяли должного внимания синтаксису, да и сам метод, используемый ими, не мог дать адекватной синтаксической теории.

Однако следует обратить внимание на одну интересную попытку описания синтаксиса в рамках структурного направления, представленную в работе французского ученого Люсьена Теньера. В отличие от других структуралистов, он говорил о важности, первичности синтаксиса в языке. Основа структурного синтаксиса – синтаксическая связь элементов. Построить предложение – значит вдохнуть жизнь в аморфную массу слов, установив совокупность, иерархию синтаксических связей. Теньер был преподавателем иностранных языков и писал методические пособия для своих слушателей. Он говорил о том, что наряду с линейным синтаксисом, то есть порядком следования единиц в предложении, есть структурный синтаксис, то есть иерархия единиц. Структурный порядок многомерный, т.к. каждый управляющий элемент может иметь несколько подчиненных. Центр любого предложения – глагол. Глагол описывает действие, то есть выражает маленькую драму. При глаголе могут быть действующие лица (актанты) и обстоятельства – места, времени, способа и пр., в которых развертывается процесс (сирконстанты). Глаголы обладают разным числом актантов. При глаголе может не быть действующих лиц, это безактантный (безличный глагол – вечереет ) глагол. При глаголе может быть только одно действующее лицо, это одноактантный глагол (непереходный – Альфред падает ). При глаголе может быть два действующих лица, это двухактантный глагол (переходный – Альфред бьет Шарля ). При глаголе может быть три действующих лица, это трехактантный глагол (Альфред дает Шарлю книгу ). Способность присоединять актанты называется валентностью глагола.

3. Коммуникативный синтаксис.

В. Матезиус

Основная функция языка – коммуникативная – реализуется через синтаксис. Это та ступень грамматического строя языка, на которой формируется связная речь. Коммуникативный синтаксис предлагает описывать синтаксические структуры исходя из их значения, а не формального строения.

Синтаксис связан с мышлением, процессом коммуникации и обозначаемой окружающей действительностью. Коммуникативные функции синтаксических структур одинаковы в языках мира, что делает синтаксис наиболее универсальной частью структуры языка. Вместе с тем способы выражения синтаксических отношений в каждом языке представляют языковую специфику. Функциональный синтаксис позволяет описать структуры, которые используются в языке для выражения просьбы, приказа, восхищения и др.

В рамках коммуникативного подхода к синтаксическим единицам была сформулирована теория актуального членения предложения. В зависимости от актуальности, важности того или иного содержания, значения для коммуникации, предложение можно разделить на две части. Одна часть – самая главная, обязательная для существования предложения, – называется рема. Без нее предложение утрачивает смысл. Рема – компонент коммуникативной структуры, который конструирует речевой акт. Другая часть предложения – необязательная, представляющая как бы фон ремы, – это тема.

Впервые эта теория была сформулирована в работах чешского ученого В. Матезиуса – лидера пражского лингвистического кружка.Актуальное членение предложения противопоставлено его формальному членению. Предложение Карл едет завтра в Берлин формально делится на главные и второстепенные члены, такое членение не предполагает вариантов. Однако с точки зрения важности, актуальности сообщения в данной коммуникативной ситуации главным членом предложения (ремой) может стать любое слово, например, завтра или в Берлин .

Очевидно, что в разговорной речи, в диалоге часто используются синтаксические структуры, состоящие только из ремы – главной части предложения. В связи с этим стала разрабатываться проблема эллипсиса, то есть стала обсуждаться возможность убрать из предложения части, неактуальные для данной коммуникативной ситуации. Таким образом, теория актуального членения позволила разрабатывать вопросы синтаксиса разговорной речи, особенности синтаксических структур диалога, проблемы эллипсиса и др.

Представители логико-грамматического направления (Н.И. Греч, А.X. Востоков, Ф.И. Буслаев), отождествляя предложение с суждением, рассматривали односоставные предложения как неполные, допуская, что один из главных членов предложения - суждения - может быть опущен. Исходя из того, что "без сказуемого не может быть суждения", Ф.И. Буслаев категорически утверждает: "...Но нет ни одного предложения, которое состояло бы только из подлежащего"1. Отсюда совершенно очевидно, что представители логико-грамматического направления не признавали номинативных предложений, а рассматривали их как неполные предложения.

Представители историко-психологического и формально-грамматического направлений - так же, как и представители логико-грамматического направления, считали, что важнейшей частью предложения является сказуемое, что в нем вся сила высказывания, что без сказуемого не может быть предложения.

В тех случаях, когда единственный главный член односоставного предложения выражается именительным падежом, он, независимо от выполняемой им функции, рассматривался представителями этих направлений в качестве сказуемого, а предложение в целом признавалось неполным предложением, где подлежащее опущено.

Ф.Ф. Фортунатов наличие таких предложений объяснял тем, что предложение как психологическое суждение должно заключать сочетание двух представлений - психологического подлежащего и психологического сказуемого. В неполных предложениях одно из представлений, согласно учению Ф.Ф. Фортунатова, может не иметь словесного выражения. Например, в предложении Пожар психологическим подлежащим является представление того пламени, дыма, которые я только что видел, а в психологическое сказуемое входит представление слова пожар2. Это значит, что Ф.Ф. Фортунатов, подходя к характеристике односоставного предложения с психологической точки зрения, рассматривает подлежащее и сказуемое не с точки зрения выражения в языке взаимосвязи явлений реальной действительности, а с точки зрения сочетания непосредственного восприятия явления с словесным обозначением его в языке (предложении).

Отсюда ясно, что Ф.Ф. Фортунатов, устанавливая одностороннюю предикативную связь между конкретными раздражителями действительности и их словесными заместителями в речи, которые сами по себе могут вызвать те же реакции, что и заменяемые ими конкретные раздражители, по существу не дает представления о специфике номинативных предложений, как одного из грамматических средств общения людей между собой, реального проявления мысли в языке.

Большая заслуга в изучении односоставных предложений принадлежит А.А. Шахматову. На богатом языковом материале он выявил разнообразные типы построения (структур) односоставных предложений в грамматическом строе русского языка, но специфику их грамматической природы все же не вскрыл.

По мнению А.А. Шахматова, в односоставных предложениях не выражены ясно ни подлежащее, ни сказуемое. Нет расчлененности предложения на два состава. Поскольку подлежащее и сказуемое в этих предложениях не расчленяются, А.А. Шахматов считает, что можно говорить только о главном члене предложения3. При этом, как пишет А.А. Шахматов, "главный член односоставного предложения может быть отождествлен формально или с подлежащим, или со сказуемым, причем, конечно, не следует забывать, что такое "сказуемое" отличается от сказуемого двусоставного предложения тем, что вызывает представление и о предикате и о субъекте, между тем как сказуемое двусоставного предложения соответствует только субъекту"4. В учении А.А. Шахматова, таким образом, стирается различие между словом как лексической единицей и словом как предложением. Между тем слово и группа слов превращаются в предложение при наличии грамматических признаков.

Современные теории в изучения синтаксиса.

Тео́рия «Смысл ↔ Текст» - теория языка, созданная И. А. Мельчуком и представляющая его как многоуровневую модель преобразований смысла в текст и обратно (модель «Смысл ↔ Текст» ); отличительной особенностью этой теории является также использование синтаксиса зависимостей и значительная роль, отводимая лексическому компоненту модели - Толково-комбинаторному словарю.

Современный период в развитии отечественного языкознания характеризуется бурным расцветом лингвистических теорий вообще и синтаксических в частности. Многие актуальные вопросы синтаксиса рассматривались и ранее, но в отличие от традиционного языкознания для современного периода характерен процесс интеграции и дифференциации, отличающий развитие всей науки в современную эпоху. Одним из достижений современного синтаксиса является выявление и разграничение аспектов изучения синтаксических единиц. Одни аспекты связаны с семантикой предложений, другие - с их структурой. Трудно сказать, какой аспект главнее, несомненно, что основным является и структурный, и семантический аспект, и это отразилось в современных синтаксических теориях. Выделенные аспекты не исчерпывают всего многообразия существующих подходов к изучению синтаксических единиц, возможно и выявление новых аспектов, которые позволят с новых позиций дать анализ каких-либо свойств единиц синтаксиса.

Общая характеристика

Теория «Смысл ↔ Текст» (ТСТ, или теория лингвистических моделей «Смысл ↔ Текст», как её называют полностью) создана И. А. Мельчуком в середине 1960-х гг. в Москве при активном участии ряда других московских лингвистов - прежде всего А. К. Жолковского (иногда создателями теории называют не одного Мельчука, а Мельчука и Жолковского, но ведущая роль Мельчука при этом признаётся всеми авторами), а также Ю. Д. Апресяна. В рамках этой теории последовательно работали, то есть писали научные исследования и получали результаты, пользуясь методологией и терминологией ТСТ, группа лингвистов в Москве (помимо названных, это И. М. Богуславский, Л. Л. Иомдин, Л. В. Иорданская, Н. В. Перцов, В. З. Санников и ряд других); большинство из них в настоящее время работает в рамках Московской семантической школы, тесно связанной с ТСТ по происхождению, но после эмиграции Мельчука в Канаду постепенно приобретшей идейную и методологическую автономность. Небольшое число сторонников ТСТ есть и в других странах - к ним могут быть причислены, например, Тильман Ройтер (Австрия), Лео Ваннер (Германия), Сильвен Каан (Франция), Дэвид Бек, Ален Польгер (Канада) и некоторые другие (в основном сотрудники Монреальского университета, где работает Мельчук).

По замыслу её создателей, ТСТ является универсальной теорией, то есть может быть применима к любому языку. На практике основным материалом для неё служил русский язык; в 1980-е и последующие годы теория разрабатывалась применительно к данным английского и французского языков. Фрагменты морфологических описаний, выполненных в рамках идеологии ТСТ, имеются для более значительного числа типологически разнородных языков.

ТСТ принадлежит к тому типу научных теорий, успех которых определяется во многом харизматическим авторитетом лидера и развитие которых также в большой степени зависит от решений, принимаемых лидером, как правило, единолично.

Главные особенности теории

Уровневая структура

Теория «Смысл ↔ Текст» представляет собой описание естественного языка, понимаемого как устройство («система правил»), обеспечивающее человеку переход от смысла к тексту («говорение», или построение текста) и от текста к смыслу («понимание», или интерпретация текста); отсюда символ двунаправленной стрелки в названии теории. При этом приоритет в исследовании языка отдаётся переходу от смысла к тексту: считается, что описание процесса интерпретации текста может быть получено на основе описания процесса построения текста. Теория постулирует многоуровневую модель языка, то есть такую, в которой построение текста на основе заданного смысла происходит не непосредственно, а с помощью серии переходов от одного уровня представления к другому. Помимо двух «крайних» уровней - фонологического (уровня текста) и семантического (уровня смысла), выделяются поверхностно-морфологический, глубинно-морфологический, поверхностно-синтаксический и глубинно-синтаксический уровни. Каждый уровень характеризуется набором собственных единиц и правил представления, а также набором правил перехода от данного уровня представления к соседним. На каждом уровне мы имеем дело, таким образом, с особыми представлениями текста - например, глубинно-морфологическим, поверхностно-синтаксическим и т. п.

Семантическое представление является неупорядоченным графом («сетью»), синтаксические представления являются графическим деревом («деревом зависимостей»), морфологическое и фонологическое представления линейны.

Данная идеология в целом достаточно типична для многих (так наз. стратификационных) теорий языка, развивавшихся в середине XX века; в отдельных чертах теория Мельчука напоминает и ранние версии трансформационной порождающей грамматикиХомского - с тем существенным отличием, что исследование семантики не только никогда не было для Хомского приоритетной задачей, но и вообще практически выводилось им за пределы лингвистики. Языковая модель Хомского не преобразует смыслы в тексты, а порождает тексты по определённым правилам; интерпретация же приписывается этим текстам впоследствии. Существенно также, что англо-американские синтаксические теории, возникшие на материале английского языка с жёстким порядком слов, как правило, использовали синтаксис составляющих, а не синтаксис зависимостей.

Другие особенности

Наиболее оригинальными чертами ТСТ является её синтаксическаятеория, теориялексических функций и семантический компонент - Толково-комбинаторный словарь. Морфологический компонент модели подробно разрабатывался Мельчуком несколько позже - начиная с середины 1970-х гг. Его устройство наиболее полно отражено в фундаментальном «Курсе общей морфологии», который был опубликован по-французски (5 тт., 1993-2000), а потом в авторизованном русском переводе. Однако по замыслу автора «Курс» представляет собой не столько принципиально новую теорию морфологии, сколько попытку единообразного определения традиционных морфологических понятий и исчисленияграмматических категорий в языках мира; таким образом, эта работа соединяет черты теоретической монографии с чертами словаря или энциклопедии (можно вспомнить, что подобные опыты «словарей терминологии» были характерны для ранних этапов развития структурной лингвистики; сам Мельчук в качестве образца для этой своей работы называет труды Бурбаки).

Синтаксис

Синтаксический компонент ТСТ предусматривает существование двух синтаксических уровней - поверхностного и глубинного. Для описания синтаксических отношений используется аппарат синтаксиса зависимостей (восходящий к Л. Теньеру); большое значение имеет (также восходящее к Теньеру) противопоставление актантов и сирконстантов. Выделяется большое число (несколько десятков) так называемых поверхностно-синтаксических отношений и небольшое число глубинно-синтаксических. Синтаксис ТСТ в большой степени проникнут семантикой (в глазах критиков это его очень существенный недостаток, в глазах сторонников - напротив, одно из главных достоинств); он во многом выводится из структуры толкования, в которой задается модель управлениялексемы и перечисляются её сочетаемостные свойства.

В целом можно сказать, что синтаксическаятеория в рамках ТСТ - это прежде всего описание устройства предикатной группы, то есть особенностей глагольного управления. Именно этим объясняется тесная связь с лексической семантикой: как хорошо известно, классификация глаголов по синтаксическим свойствам часто имеет семантические корреляты. Такого рода исследований в европейской и американской лингвистике во время создания ТСТ было относительно немного; важность семантической классификации лексики стала осознаваться позднее. С другой стороны, те области, которые в основном исследовались западными синтаксистами (и теми российскими синтаксистами, которые работали в иных теоретических рамках), в ТСТ почти не были отражены: это, например, синтаксис полипредикатных конструкций (как финитных, так и нефинитных) и так наз. синтаксические процессы (анафора, рефлексивизация, эллипсис и т. п.).

В рамках синтаксической концепции ТСТ было создано также описание языка сомали (Жолковский, 1971) и английского языка (Мельчук и Перцов, 1987).

Толково-комбинаторный словарь

Толково-комбинаторный словарь - одно из главных теоретических изобретений Мельчука. В каком-то смысле можно сказать, что языковая модель по Мельчуку вообще имеет тенденцию представлять язык как совокупность словарных статей с огромным количеством разнообразной информации; грамматические правила при таком словаре играют скорее второстепенную роль. В то время, когда создавалась ТСТ, такой подход был новым, семантическая (и тем более лексикографическая) информация не считалась важной для построения грамматических описаний.

В Толково-комбинаторный словарь входило толкование слова и его модель управления. Толкование представляло собой запись на формализованном метаязыке; семантически более сложные элементы объяснялись через более простые. Предполагалось (как и в теории А. Вежбицкой), что существуют элементарные смыслы, далее неразложимые - семантические примитивы; но, в отличие от опытов А. Вежбицкой, в ТСТ семантические примитивы практически не использовались. Также в отличие от А. Вежбицкой, признавались искусственные элементы семантического метаязыка (например, для выражения общего значения каузации использовался искусственный глагол каузировать ).

Модель управления содержала информацию обо всех семантических и синтаксических актантах слова и о способах их морфологического и синтаксического выражения. Большую часть словарной статьи занимало описание лексических функций - понятие, придуманное Жолковским и Мельчуком для описания того, что они называли «нестандартной сочетаемостью». Так, считалось, что в выражениях круглый дурак и проливной дождь прилагательное имеет одно и то же значение, выражая одну и ту же «лексическую функцию» (в ТСТ она называлась Magn ). Было выделено несколько десятков лексических функций, подлежащих описанию в Толково-комбинаторном словаре.

Толково-комбинаторный словарь русского языка публиковался небольшими выпусками начиная с середины 1960-х гг.; позднее он был издан единой книгой в Вене (1984), уже после эмиграции Мельчука и Жолковского. В этой работе участвовала большая группа лингвистов, но основная часть словарных статей написана Ю. Д. Апресяном, А. К. Жолковским и И. А. Мельчуком.

В Канаде Мельчук руководит созданием Толково-комбинаторного словаря французского языка, несколько выпусков которого уже опубликовано.

Прикладной аспект теории

Автоматический перевод

Теория «Смысл ↔ Текст» с самого начала создавалась с сильным акцентом на прикладной проблематике автоматического («машинного») перевода - по замыслу Мельчука, с её помощью, в отличие от традиционных нестрогих теорий, следовало обеспечить построение «действующей» модели языка. Само возникновение этой теории было связано с началом работы Мельчука над машинным переводом (в Лаборатории машинного перевода при МГПИИЯ под руководством В. Ю. Розенцвейга) и его неудовлетворённостью существующими теориями; с другой стороны, предполагалось, что программы машинного перевода будут на эту теорию опираться. ТСТ действительно была использована в некоторых системах машинного перевода, разработанных в России - прежде всего, в системе англо-русского автоматического перевода ЭТАП, созданной уже после эмиграции Мельчука группой под руководством Ю. Д. Апресяна. Некоторые элементы идеологии ТСТ были также использованы в ряде других систем машинного перевода, создававшихся в 1960-1970-е гг. во Всесоюзном центре переводов под руководством Н. Н. Леонтьевой, Ю. С. Мартемьянова, З. М. Шаляпиной и др. Все эти системы относятся к числу экспериментальных, то есть их промышленное использование не представляется возможным. Несмотря на то, что они включают много лингвистически полезной информации, в целом ни одна из них пока не обеспечила прорыва в качестве перевода. Парадоксальным образом, установка на практическое применение теории гораздо больше дала самой теории, чем практике. Можно сказать, что работа в области машинного перевода в 1960-1980-е гг. очень сильно способствовала развитию лингвистической теории, но дала весьма скромные результаты собственно в области машинного перевода (хотя и явилась необходимым этапом, способствовавшим накоплению опыта и осознанию причин неудач). Большинство разработчиков ТСТ в настоящее время целиком или преимущественно занимаются теоретической лингвистикой или лексикографией.

Описания языков

Экспериментальными остались и описания языков, целиком выполненные в строгих рамках ТСТ. Самим Мельчуком был построен целый ряд формальных моделей словоизменения различных языков: (венгерского, испанского, алюторского, бафия (группа банту) и др.); формальная модель английского синтаксиса была предложена совместно Мельчуком и Перцовым. В качестве полного описания языка на морфологическом и синтаксическом уровне в идеологии ТСТ можно рассматривать так называемую динамическую грамматику арчинского языка, написанную А. Е. Кибриком (наряду с этим, А. Е. Кибрик опубликовал и традиционное «таксономическое» описание арчинского языка, которым обычно и пользуются кавказоведы). Широкого применения все эти экспериментальные описания не имели.

Оценка теории

Значение ТСТ в истории лингвистики оценить непросто. Её последователей в настоящее время мало, и интерес к этой теории со стороны молодого поколения лингвистов крайне незначителен. На Западе эта теория известна плохо за пределами узкой группы ближайших учеников и сотрудников Мельчука ; даже доброжелательные рецензенты называют Мельчука «великим аутсайдером» . В России с критикой этой теории выступают многие синтаксисты, ориентирующиеся на генеративную идеологию (как, например, Я. Г. Тестелец ). С их точки зрения, ТСТ вообще не является лингвистической теорией, поскольку не содержит «правил» и «обобщений» в духе последних построений Хомского, а содержит только эмпирические правила, не мотивированные никакими соображениями «универсальной грамматики».

В то же время, с не менее острой критикой ТСТ выступают и те российские лингвисты, кто (как, например, А. Е. Кибрик) придерживается функционального и когнитивного подхода . Критики этого направления указывают на слишком жёсткую и механистическую идеологию ТСТ, не признающую континуальности в языке, не стремящуюся к поиску объяснений наблюдаемых фактов, не учитывающую дискурсивных и когнитивных механизмов функционирования языка.

Если в ряде важных идеологических отношений ТСТ представляется нынешнему поколению лингвистов в целом устаревшей, то роль Мельчука и его теории в истории отечественной лингвистики вряд ли может быть преуменьшена. В момент создания это была по существу первая после долгого перерыва российская теория языка, находившаяся на уровне мировых достижений, и в этом смысле Мельчук может считаться прямым продолжателем традиции Якобсона и Трубецкого. Личная роль Мельчука - бесспорного неформального лидера отечественной лингвистики 1960-1970-х гг. - в изменении научного климата в СССР также очень велика. И если ТСТ в том виде, как она была создана Мельчуком, и сходит со сцены, то косвенное влияние её на российскую лингвистику следует всё же считать значительным. По-видимому, наиболее плодотворным воплощением этой теории в начале XXI в. является Московская семантическая школа, привнёсшая целый ряд радикальных новшеств в лексикографическую теорию и практику.

Ю. С. Мартемьянов был автором оригинальной синтаксической модели языка - валентно-юнктивно-эмфазной грамматики, для которой им был разработан особый метаязык и терминология. Его работы по описанию структуры ситуации и «художественного мира» (на материале народных сказок и афоризмов Ларошфуко) считаются во многом опередившими своё время и предвосхитившими ряд идей искусственного интеллекта и когнитивной лингвистики.

Источники

1. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 2001.

2. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Бенвенист Э. Общая лингвистика. БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ. 1998. С.129–140.

3. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. М.: Прогресс, 1988.

4. Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения. // Пражский лингвистический кружок. М.: Прогресс, 1967.